В самом начале сентября, мне позвонил брат, и, сославшись на просьбу матери, попросил меня приехать.
     Я знал, что мать, давно уже, находится в таком состоянии, да еще и с таким букетом старческих болезней, что, на этот раз, я не стал ссылаться на свою будничную занятость, на нехватку времени, работу, и решил проведать родные Палестины. Благо, наконец-то, после долгих проволочек и задержек, нам выдали-таки вожделенную зарплату за июнь…
     Встретившись после долгой разлуки, брат, в разговоре как-то признался мне, что его этой зимой сильно поколотили в клубе. Из его скупого рассказа я понял, что он, в целях культурного просвещения, на правах бывшего учителя вышедшего недавно на пенсию за выслугою лет, повадился, было, в этот очаг культуры, чтоб разъяснять молодежи суть текущей политики правительства Юлии Тимошенко. Пять голов животины, - четыре коровы и конь, да еще к тому же разная домашняя птица, вместе с пасекой, - посчитал он по недомыслию, давали ему веское право вести подобную публичную агитацию среди молодежи. В свое время брат увлекался коммунистическими идеями, потом проникся руховской идеологией, теперь, вот, решил пристать к идее национального возрождения, с помощью бело-сердечных.
     Как мелкий собственник, естественно, он желал своей стране только добра.
     Но, сельская власть, очевидно, на это время еще не определились в таком тонком вопросе, за кого надо будет отдавать свой голос аборигенам села, поэтому, метящему в пропагандисты самоуправцу, дали сразу же понять: кто в этом доме хозяин, подговорив…
     Короче, брата там так отдубасили, кольями, какие-то местные пигалицы, что, говорил, целую неделю не мог: не сесть не встать.
     - Моглы ще й пришить попытку «совращения малолетних», - разбогатевший поздним умом, размышлял вголос брат. – Недаром же, намекнулы, шо я, наче, «трогав» дивчат, за разны миста. «Свидкив» воны всегда найдуть. Цэ, може, щоб я не заявыв, бува в прокуратуру? Да ты й сам добрэ знаешь, як воны всэ цэ умиють делать?..
     - Со мною у них ничего не вышло, - напоминаю брату. – А таких «свидетелей» у них, - хоть пруд пруди! Скорее всего, этот прокурор, сам посоветует как лучше сделать.
     - То ж добрэ, шо ты тэпэр всэ понимаеш, - соглашается брат.
     В свое время конотопский прокурор М., по просьбе местного пахана, - не знающего как еще утвердиться в мозгах колхозников своей властью над ними, - устроил мне процесс «о трех березах», которые, я, якобы, «незаконно спилил». Пока тянулось это дело, меня несколько раз обстреляли бандиты со стороны огорода местного отморозка. Потом напали на меня дома, еле отбился. (Дверь топором высаживали, и все это замяли с помощью прокуратура, тишь и благодать в бумагах, так разрисовали все, что, хоть святых со всех рисуй). Потом, - уголовное дело фальсифицировали…
     В то же время исчезли полностью два стада зубров из окрестных лесов.
     Еще во времена Советского Союза, сюда завезли зубров. К тому времени, бродило уже два больших стада, едва ли, не ручные, запросто подходили к нашим селам, находя пашу на колхозных полях. Все дивовались их красе и силе. И вот только этот пахан стал лесничим, тут же начались какие-то странные метаморфозы с местною флорой и фауной в сторону ее исчезновения. Лес начали активно выпиливать, и увозить за рубеж, а те же зубры, словно бы, растворились во времени и пространстве…
     -А ще, тым литом, у мэнэ з череды, хтось, забрав здорового бычка. – Делится дальше своими болями брат. - Коток, тоди пас корыв на лузи, казав, шо мый бычок пошов у лис, да так и нэ вернувся. Мо* його вже й Вовки зьйилы?..
     - Знаю, этих волков драных, - говорю я брату. – Да ты и сам, наверное, догадываешься, кто это сделал. Только боишься признаться даже себе в этом.
     - Милицию присылалы, шукалы, - гнет, свое, брат, – да, так нэчого й нэ найшли...
     - Они вначале к пахану заходят, узнают, что и как, а потом идут по селу самогонку «шукают». - Делюсь с ним своими глубокими познаниями в этом вопросе.
     …В это время в хату вваливается мой одноклассник. Подсмотрев меня в автобусе, К., вознамерился использовать, сей факт, с несомненною выгодою для себя. У брата всегда есть самогонка для хозяйственных нужд. Со стороны К., начинается тонкая дипломатическая игра.
     - В селе действует настоящая банда, – безапелляционным тоном заявляет он, желая, очевидно, тоже надавить на мои воспоминания, он в своем амплуа, в нем, всегда, просматривается, неподдельный клоун: - А, вы, Александр. Иванович, наслышан, у киевского мэра Леонида Черновецкого, заместителем работаете?! – При этих словах, его указательный палец нацеливается в небо.
     В школе ему удалось прочитать несколько толстых книг, и теперь он считает, что может говорить со мной витиевато. Клоун в роли колхозного простачка. Все люди для него, только зрительская масса. Упоминания громких имен политиков и президентов, натурально входит в его постоянные репризы.
     - Пошел, - говорю, - Серега вон отсюда…(Следует доступное его пониманию идиоматическое выражение, помогающее ему быстрее сообразить, что выпивка, которую он намечал себе, для него сегодня не состоится).
     Брат признался, что этого К., зимою, возили на обследование в Сумы. Теперь он получает пенсию на законных основаниях, как «инвалид умственного труда». Он больной на всю голову, это было видно с самого детства, но, очевидное, только сейчас оформили документально. До этого советская система пыталась использовать больного на голову человека в своей армии, взяв того на службу в пожарные войска, в саму Белокаменную, где, только через месяц, военные обнаружили, что дали с этим воином серьезного маху. На заводах и фабриках, а также в качестве скотника…
     - Научил бы и других, как пройти эту полезную комиссию, - говорю. – Вот и получали б такие, регулярно, деньги на свою выпивку.
     - Не получится. – Брат принимает мои слова непосредственно. Здесь давно уже перестали улыбаться злым моим шуткам. – Цэ не подделаешь, - говорит он.
     - Тот же П., - говорю, - самый первый кандидат. Я б ему без этой комиссии дал такую же справку. И, так, хорошо видно.
     …В Киев я возвращаюсь на электричке.
     Где-то за городом N. в вагоне подобралась знаковая для этого времени компания пассажиров. Даже по читаемой прессе можно было определить, кто, и за кого, будет голосовать на предстоящих выборах президента. В руках одних красуются - упреком моим убеждениям - газеты: «Сегодня» и «Комсомольская правда»…
     Для этих пассажиров, Советский Союз, остался нетленным образом в светлой памяти, таким себе символом, неподдельным идеалом и величественным памятником той «великой» эпохи. Им удалось хоть на короткое время навязать половине мира свои ценности. Это вошло этим людям в плоть и кровь, срослось с их душами. Географическая карта той эпохи, заведенная в рамку, могла б им служить настоящей иконой. Молясь на нее, можно было б произносить, бубня под нос, свои, коммунистические мантры, - типа: «Союз нерушимых, республик свободных…».
     Мозги подобных граждан - неплохо унавоженное пропагандой электоральное поле, - дающее надежный, и стабильный урожай, тому же, Януковичу, во время всех избирательных компаний.
     К счастью для нашей независимости, среди пассажиров этой электрички, - которую можно назвать «Украина», - находилась, все же, больше уже людей, для кого Совдепия прочно засела в печенках. Они покупали у проходящих коробейников «Господарочку»…
     Среди последних можно представить себе некоего имярека, который не столько с чистых побуждений, а все больше от желания прокормить себя, взялся на собственных грядках растить клубнику.
     Дело это весьма хлопотное, требовало определенных навыков и сноровки, да еще и приумноженных на труды праведные. Не один год надо обихаживать свои грядки, чтоб там выросло, что-то путное, кроме картошки и огурцов, которые из давних времен научились выращивать все колхозное население страны. Выращивание же сладкой ягоды требовало от него почти ювелирной работы; это все не измеришь прямыми трудовыми затратами, мозолями на ладонях, здесь необходим еще и труд всей своей души, который называется, как это не банально звучит, любовью к своему делу. Любое хлопотное дело, естественно, непосвященным своего вида не показывает. На это ушли годы его жизни в этом селе…
     А поскольку подобными делами занялась достаточно значительная часть населения почившего в бозе Советского Союза, брошенная властями на произвол судьбы, в стихию дикого капитализма, со своими оставшимися от Советского Союза понятиями, то, наглядно, видим к чему все это приводит. Наша страна переживает постоянный шок без всякой социальной терапии.
     Родившийся тогда буржуа, закалив там свой нрав, вырос крутым и наваристым, не считаясь ни с какими цивилизационными нормами поведения. Совесть ему заменили, установленные в диких джунглях бурно развивающегося капитализма, волчьи понятия.
     Меня в свое время поразили откровения одного начальника, у которого я работал в городе Тюмени, руководящего большой стройкой. Бригадиру бетонщиков, Андрею, который пришел к нему за зарплатой, в которой он отказал ему, высказавшись: «Степень своей совести я определяю сам себе». Это б дико прозвучало, если б этот буржуй не знал, что Андрей уже давно ворует у него стройматериалы, которые переправляет на другую стройку, где он, за большие деньги, работает на другого хозяина.
     Буржуазия сама устанавливает себе понятия.
     Имярек, будучи честным, по своей природе идеалистом, всегда брезговал разными укоренившимися понятиями, не заботился о своей репутации, прослыв среди породистого совка, не способным ладить с их вождями. А это являлось, как бы, каиновою печатью на его репутации человека.
     Здесь надо обмолвиться, что любой советский человек, начиная из сельского жителя, с его виртуальной зарплатой, построившего свое благополучие исключительно на воровстве в колхозе, все, как один, плоды воспитания своих дружных коллективов. Коллектив воспитывал этих людей в своем духе коммунизма, ставя в пример своим адептам больших и малых вождей. Члены коллектива активно постукивали через разные органы, но получали от него разные причитающиеся согласно занимаемому положению блага; начиная с фотографии на доске почета, путевки, отпуска в удобное время года, и кончая званием «хороший человек». Пусть этот человек плохо работал, но он был душой его, значит, он, получал от коллектива все: квартиру лет уже этак… через 8-20, к ней и кухонный сервиз, и дачу в придачу. При этом соблюдались достаточно суровые правила распределения. Коллектив всецело владел каждым человеком, и человек, это знал, и даже рад был, что коллектив к нему так хорошо относится. Посему он играл именно ту роль, которая требовалась коллективному начальству. Коллективист исправно ходил на все парады, участвовал в посадке деревьев на субботниках, регулярно выезжал на колхозные поля убирать урожай, копошился профессорскими руками в гнилых овощах на овощной базе. Неудобных, а заодно и норовливых работников, которые жили индивидуальными понятиями, если могли, ставили на место, а нет, отторгали, как нежелательный элемент.
     Начав спор относительно выборов, мы быстро дошли до этой темы распределения в коллективах. Я задаю своему собеседнику вопрос, поскольку он представился мне каким-то бывшим начальником цеха, насчет того, что: «Кого бы он выбрал в свой коллектив? Человека порядочного, работящего, имеющего на все свое личное мнение? Или человека во всем удобного, умеющего ценить ваше мнение, как начальства?» Мой собеседник предпочел умолчать, поскольку необязательная ложь в дороге, определенно портит производимое впечатление. Я выучил его ответ наизусть еще в советские времена: «Плохие люди портят коллектив, а, хорошего человека, можно всегда научить всему». Так и делали, между прочим.
     В Советском Союзе, от засилья в коллективах подобных людей, подобранных по таким вот понятиям, всегда страдала производительность труда. Если сюда еще добавить тех людей, которые приходились родственниками и друзьями начальников, то можно себе представить, сколько убытков терпел коллектив от подобной коррупции.
     Это даже тогда не считались тогда коррумпированными деяниями.
     Тем временем, люди, живущие за счет своего ума, изгонялись; вынуждены были искать себе другого применения. Их тысячами выгоняли с коллективов. Есть такое понятие, как моббинг*.
     * Моббинг (от английского слова: моб – толпа) – психологическое насилие, в виде травли сотрудника коллектива с целью его увольнения. Дискредитация коллегами на работе, - та же самая дедовщина, - использования любого конфликта, обвинения, унижения, вызванные нездоровой психологической атмосферой в организации, жажда власти отдельных людей, личная злоба, продиктованная страхом, часто, завистью.
     Чаще всего, по потенциалу своему, эти изгои, были далеко не последние люди. Трудолюбивые, смекалистые настойчивые, волевые, которые по каким-то причинам личного характера задержались на старте, в процессе возмужания, преодолевая разные трудности личного характера, при поддержке могли бы заменить, откровенно сказать, определенного лидера.
     Лишившись опеки родного коллектива, или пребывая в нем на последних ролях, во времена розового социализма, они вынуждены были искать своей инициативе другой выход, чтоб насытить свое самолюбие. Это они торговали разными дефицитными вещами, открывали свои подпольные мастерские, чтоб производить на радость совку одежду и обувь, прилаживая к своим изделиям добротные лейблы надежных и модных в глазах обывателя западных фирм. Многие зарабатывали на этом недозволенном деле, с точки зрения советских понятий, весьма приличные средства, и всегда им завидовали ленивые совки, которые перебивались тем, что попадет в виде подачек от коллектива.
     Со спекулянтами и фарцовщиками, неустанно боролась советская пропаганда, поддавая предприимчивых людей обструкциям в журналах «Крокодил» и «Перец». Самых злостных нарушителей соответствующих законов, карательные органы страны невозмутимо пропускали через свою пенитенциарную систему, наказывая их, как отпетых преступников.
     Отец имярека в свое время, например, получил три года в 50-х годах только за то, что продал выращенный на собственном огороде картофель, чтоб купить себе рубероида, которым намеревался перекрыть свою сельскую хату. (Только начальство в селах могло позволить в себе в те года крыть чем-то хаты, кроме соломы). Со своим предприимчивым духом отец не нужен был колхозу.
     Облико морале советского человека, активного строителя коммунизма, по мнению совка, должно укладываться в обозначенные начальством понятия: «Каждому по труду».
     Понятие «труд» начальство определило толковать только судам.
     Продолжая упорный спор со своим попутчиком в электричке, на его безуспешные попытки уверять меня, что в то время человеку жилось спокойнее и увереннее в завтрашнем дне. Что хлеб тогда стоил всего лишь шестнадцать копеек, и, ему, безразлично было, какого этот хлеб был качества, поскольку нынешний, по его словам, тоже не отличается изысканностью для его вкусовых ощущений. Этого потомственного совка нельзя уже переубедить даже наличием на улицах такого количества автомобилей приличного класса. Он отказывался воспринимать эту доступную визуальному обзору ежедневную действительность. И только, когда я указал ему на женщин, как прекрасно они сейчас выглядят, какие на них каждодневные наряды, на их красоту, несомненную ухоженность, убедили многих пассажиров, что, сейчас, эта самая жизнь поменялась действительно в лучшую сторону. (Женщины любят слышать приятное о себе). Но, этот человек, по-прежнему не сдавался, он говорил, что проголосует за Януковича, поскольку тот для него стал символом борьбы за лучшее будущее трудящихся. Даже напоминание о своей бабушке, которая, век проработав в колхозе, получала мизерную пенсию 10, а потом 12 рублей, его не разубедили.
     Моя бабушка, Татьяна Федоровна, проработавшая век в колхозе, и потерявшая мужа под Сталинградом, поднявшая в голодные военные годы двоих их дочерей. Одна из них, моя мать, которая в то время стала сельской учительницей, потом выплачивала из своей зарплаты учительницы все налоги, которыми любимое государство обкладывало даже яблони в саду. А ведь были еще и облигации займа, подлежащие обязательному выкупу, сдав определенное количество молока, мяса и яиц, с каждого колхозного подворья. Зато жилось, - говорят подобные моему собеседнику люди, - тогда весело. «Жить стало лучше, жить стало веселее!» - Помните, кто это сказал? Вот их икона.
     В свое время женщина имярека работала в спортивном магазине, который раз в год получал для реализации спортивные костюмы и велосипеды, распространенная по своим знакомым информация об этом, была, как бы, уплатой того, что ей весь год такие же люди предоставляли сносную еду и питье. Так жили все вокруг в те времена сплошного дефицита. Любить такую страну было невозможно, вот почему не один совок не пошел спасать ее, когда она рушилась.
     …И вот эта полуголодная страна, вооруженная ракетами, - без искупления кровью нарождающегося класса собственников, – к счастью развалилась – и, предавший ее совок, со своим специфическим менталитетом, привыкший всю сознательную жизнь, чтоб о нем заботилось государство, обеспечивая ему, определенный уровень жизни, - остался теперь не у дел. Вот когда он вспомнил, какую страну потерял?
     Совок лишился самого главного в этой жизни – через свое начальство участвовать в принятии решений. От этого его влияние в обществе, во многом сократилось, поскольку на такую же величину приросло влияние презираемых им частных собственников.
     Буржуазия наращивала влияние потому, что, во многом, стала этим государством. Она платила налоги, значит, должна была, со временем стать тем пресловутым средним классом, на котором зиждутся все мировые демократии.
     Даже тот имярек, который приспособился на своих сотках, выращивать клубнику, - а значит кормить себе и поить без всякого на то контроля некоего большого советского коллектива, - получил перед совком больше преимущества. Он получил свою независимость, стал свободен в своих суждениях, распрямился; хотя колхозный совок еще до сих пор крепко держался в жизненном седле. Теперь, совку не так просто выживать без своей карательной машины, которая, начиная с примитивного доноса, которых, надо знать, накапливались многие тонны по разным учреждениям, перемолола в своих жерновах немало безвинных жертв, расчищая ему место под солнцем. Совок на протяжении всей своей истории уничтожал даже поросль свободно мыслящих людей, которые способны были творчески подходить к делу, чем, собственно, и создавать среду своего обитания. Только свободная личность могла насытить рынок товарами и услугами, а не воровством и насилием, как было во времена Советского Союза, который заселен был коллективами.
     Да, внешне, было спокойно в этой стране, если тебя, к тому же, не зачислили, случайно, в какие-нибудь диссиденты. Меньше денег получали, но зато не знали, какое это зло, по большому счету.
     Когда многие тысячи имяреков создали себе мелкобуржуазную собственников, владея уже не телевизорами, холодильниками и, даже, не «Жигулями» первой модели, а настоящими средствами производства, совку от зависти стало скучно жить на земле. Без привычной среды обитания, жизнь этого социума, оказалась, непосильной для него тяжестью. В свое время, это понимали даже оголтелые коммунисты, лишая людей настоящего дела, заключая человека в коллективное рабство.
     Лишившись опеки некогда родного коллектива, предприимчивый человек смог, наконец-то, реализовать себя, вложив в настоящее дело свой талант и умение трудиться. А вот «дружному коллективу», с его завистью и вождями, это, оказалось, это не под силу сделать. Человек труда, без остатка растворялся там, среди друзей и знакомых начальства, его подхалимов и обаятельных лодырей.
     Впрочем, обаятельный совок, воспитанный в любви этого самого коллектива, получал от него многое, что заставляет его теперь живо вспоминать. Возможность очиститься от любых нападок враждебно настроенного к нему окружающей мира, делала его «хорошим», в своих собственных глазах.
     Вот почему любовь к этому самому Советскому Союзу теперь возрастает в нем до абсолютной степени. Теперь ей даже не грозит никакая обязательная коррозия, ибо проверить ее теми пороками, которые неизменно присутствовали в той жизни, практически невозможно.
     Вот и мечтают они, что все еще вернется. Они снова будут ходить на парады, носить свои вылинялые знамена, кушать свой дешевый, ноздреватый хлеб и подозревать весь мир во всех смертных грехах. Это они научились делать.
     Да были великие электростанции, были звездолеты, университеты и военная мощь. Что, как правило, нельзя было пощупать; все в единственном экземпляре на всех граждан.
     Взамен свободы перемещения, - совок получил: железный занавес, мировую культуру в пересказах проверенных критиков от соцреализма. Он погряз в тотальном дефиците, начиная от художественных книг, цветов, вещей, еды - и кончая туалетной бумагой. Унизительные очереди повсюду; научные сотрудники на совхозных полях…
     Совок никогда не стремился к истине, не знал, что такое добродетель. Он жил, как сложилось. И это, поверьте, - это было настоящее в нем. Такой он и остался навсегда в памяти людской – гомо советикус, - новый человек сталинской эпохи.
     Какой смысл было напоминать моему попутчику о самых вместительных в мире концентрационных лагерях? Он это и сам знал, не хуже меня. Только ассоциировал он себя не из жертвами этого произвола, царившего в стране «развитого социализма», а с палачами и надсмотрщиками потому, что он с молоком матери всосал в себя, что были «враги народа», с которыми сражались доблестные чекисты, чтоб дать достойную жизнь его родителям. Он хотел с детства быть на них похожим, забивая себе голову социальною справедливостью, которая, якобы, царила в его стране.
     Мой вагонный собеседник не был затраханным пропагандой совком. Такие как он, могли сами кого хочешь затрахать. Для них, в свое время, миллионы таких людей, стали маргиналами и инсургентами. Их сгноили потом, по доносам его родителей в тех же концентрационных лагерях и тюрьмах. Они напоминают мне далеких предков своих, которые, борясь за свое существование, расправились с неандертальцами, сожрав тех в прямом смысле этого слова. В подтверждение этой гипотезы существует масса неопровержимых доказательств, такие как, характерные следы на костях своих ближайших братьев, человеческих зубов. А еще, человек долго питался одной падалью. Советский Союз сделал своего совка прямым наследником подобных людей, устроив кровавую баню всему своему народу.
     Совок отвоевал себе место под солнцем, и теперь не хочет поступаться им на уровне приобретенного инстинкта. Он на ферментальном уровне чует свою долю, которой обеспечивал его коллектив. Лишившись такого наследия, он тоскует по нем, не желая переселяться душою в маленькую, по его понятиям, и слабую Украину. Вот он и показывает свое негодование, не желание жить самостоятельно. Любое напоминание о Советском Союзе вызывает в его душе радостные ассоциации с дешевым хлебом и ржавой килькой по рублю за килограмм. Его уже не накормить ничем. К тому же он хорошо заучил себе наизусть, что в Советском Союзе была бесплатная медицина и образование. Для него не важно, что эта медицина никого не лечила, а знания были на уровне начала прошлого века, когда в той стране ликвидировали сплошную неграмотность. Тот самый принцип заложен в них, чтоб учась, человек ничего не знал. Общее образование нужно было человеку лишь для того, чтоб выделиться из среды, для приобретения более устойчивого коллектива, на более высоком социальном уровне.
     Вот мы уже незаметно подходим к понятиям: «Майдан» и «Ющенко»
     Стоит напомнить, что любом политическом споре, в Украине, без этих символов пока еще нельзя обойтись. «Оранжевая революция» стала наподобие гражданской войны в США времен Авраама Линкольна. Да, - это современная гражданская война, поскольку есть две враждующие стороны: совок и буржуазия. Слишком многое эти события на Майдане значили для непримиримых позиций совка, с одной стороны, и мелкого лавочника – с другой.
     Оказаться по сторону баррикады вместе с мелким лавочником, имяреку помогла его ж таки клубника. К тому же он умел писать разные рассказы, которые публиковал в Киеве. За эти дела его долгое время загоняли в угол, обстреливали с охотничьих ружей, нанимая для этого бандитов. Из-за этого имяреку пришлось не раз даже обращаться в Генеральную прокуратуру. Это не помогло ему, но спасало жизнь. Пока не грянул этот гром революции, среди пасмурного неба произвола начальников.
     Когда Тимошенко позвала людей выйти на легендарный Майдан, - имярек, без колебаний, ринулся в стихию своей революции. Ему показалось, что, бандиты, наконец-то, получат свои тюрьмы, а прокуроров, крышующих банды, постигнет справедливая мера наказания. Он уже не вспоминал об обычных сявках, в ролях, которых, у нас, по сложившейся традиции, среди совка выступают его выдвиженцы: менты и чиновники средней руки. Этим на роду написано быть дерьмом.
     В этом стихийном море мелкого бизнеса, к сожалению, не оказалось тогда достойного лидера, чтоб возглавить массы мелких лавочников. Пришлось брать «обиженного» бывшим предводителем национальной мафии Кучмой, чиновника, который больше всех приглянулся этой среде своими делами.
     Ющенко, будучи председателем национального банка, успешно ввел национальную валюту, и какое-то время ходил в премьр-министрах. Приятное, интеллигентное лицо, которое вполне подходило на роль романтического героя, лидера нации. Чиновникам, пришлось очень даже подшустрить, чтоб изуродовать его так, чтоб оно выглядело пострашнее внутренней убогости их выдвиженца, дважды судимого Януковича. Диоксин, похоже, услужливо предоставили им спецслужба соседнего государства; придав и услуги своих же агентов. Все эта возня живо отразилась на лице Ющенко.
     - Ющенко! Ющенко! Ющенко! – Скандировал Майдан.
     - Нас багато! Нас не подолаты!
     Еще пели песню:
     «Фальсифікаціям – ні!
     Махінаціям – ні!
     Понятіям – ні!
     Ні брехні!..»
     …Эти несколько дней, проведенных под оглушительные вопли революционно настроенной толпы, выигранные стычки с привезенными в столицу «донецкими», подняло настроение имяреку. Он имел надежду, что страна с новым президентом станет такой, какой она должна быть.
     К сожалению, Ющенко оказался ниже тех исторических задач, которые поставил перед ним Великий Майдан. Единственное, что удалось ему сделать за эти пять лет - это начать квелую попытку организовать свой, украинский, пантеон героев, даже в монументальной топонимике он не навел порядка, ибо закрепил за совком право пользоваться своими символами в ущерб украинским. О какой государственной идеологии можно говорить после этого?..
     Под конец беседы, пришлось вспоминать, и рассказать своему собеседнику, как после Майдана, уже через полгода, когда должны были состояться выборы в парламент, мне пришлось снова ехать в Киев, после очередного посещения моей хаты бандитами.
     ...Прошел лишь год с тех событий, в памяти были еще свежи воспоминания связанные с революцией, когда вовнутрь, - будто провалившись во времени, - в просторный холл ввалился какой-то залетный отряд под оранжевыми знаменами. Командир начал распределять на какой-то митинг роли каждому из «бойцов». Митинг должен был состояться в поддержку партию, которую де-юре возглавил президент. На лицах не осталось и следа от того пафоса, который я видел на лицах революционеров год назад поддержавших Ющенко. Это были дубленные физиономии будущих партийных функционеров из моего далекого прошлого. Это был финал революции?..
     Потом эта партия проиграла выборы, а, вместе с ними, прогрессивное развитие Украины на ближайшие пять лет. Ющенко давал править Украиной поочередно своим явным и скрытым противникам, за что окончательно и поплатился своей незавидной ролью предателя интересов своих избирателей.
     Будем, по всему, во втором туре голосовать за Тимошенко. Она, на Майдане, все-таки, была для нас Жанной д*Арк. Это не забывается, и, что б там не говорила разная шваль об этих исторических событиях пятилетней давности, Майдан останется в сердцах многих как всплеск светлых чувств этого народа, которому под силу было свершить возможное, построить справедливое общество, основанное на законах, а не понятиях. Пусть тогда мы Ющенком, временно отступили, - но ведь и Грант, вначале гражданской войны в США проигрывал Ли, - но, в итоге, победа будет за нами, как бы не сопротивлялся совок своим лидером с колоритным уголовным прошлым, - Бог метит шельму, - победа будет за нами, за теми, кто больше всех жаждет ее!