1

     Анне Степановне уже около восьмидесяти, настолько же она и выглядит. Она моя – хозяйка, а я, ее, как водится, бессменный квартирант, платящей ей 600 гривен квартирной платы, за возможность занимать все свободное пространство ее частного дома в пригороде нашей так и не ставшей еще по настоящему великолепной мировой столицей.
     А не стающей в первую очередь, как мне видится, потому, что наш общий дом, - великолепная Европа, - вторгшись именно нами на дикие просторы Евразии, взяла на себя заботу только обустраивать жизнь отдельных своих деток, типа каких-то послушных словаков или поляков, а о нас, как бы, вроде бы, и забыла. Оставив наш народ барахтаться в грязи своих неуклюжих реформ, а то и…костью в горле, своим потенциальным завоевателям толь из востока толь из запада.
     Европейские гранды предпочитают издали наблюдать за царящим на этих просторах хаосом и неразберихой, или, соблазнившись дармовой раб.силой, запускает щупальца своих компаний, чтоб принять посильное участие в ограблении этого смирного народа, наравне с вчерашними бандитами, как российского - что для меня не удивительно, - и доморощенного разлива.
     Анна Степановна усредненный тип нашей украинской бабушки, испорченной, надо предполагать, не столько родным социализмом, в лоне которого она провела все лучшие свои годы, что до сих пор души в нем не чает, сколько бурно развивающимися в пристоличном регионе капиталистическими отношениями. Баснословные цены на землю под Киевом, поголовно загнали мозги населения здесь в мир золотого тельца значительно раньше, чем там угнездилась их психика.
     Люди с примитивным мировоззрением совка, получили реальную возможность получить в пользование участки земли стоимостью в несколько сот тысяч долларов. Не трудом достигнутое богатство, как это делалось в послевоенной Европе, а токмо благодаря ненормальных аппетитов воров, которые, разграбив страну, бросились улучшать свои возросшие потребности, за счет переселения поближе к своей столице. Земля здесь, даже окропленная радионуклидами с Чернобыльской АЭС, высоко ценится теми, кто, вследствие разнообразных оборудок, в одночасье стал нуворышем. Даже для нормальной психики европейского жителя не под силу однажды проснуться на мешке с такими деньжищами! При этом в разговорах имеющих место быть с подобными бабушками, реально имеющими под ступнями своих старческих ног сотни тысяч долларов, постоянно слышишь их искренние заверения, что живут они очень бедно, и винят во всем правительство, президента, рассчитывая, очевидно, на этой волне выклянчить еще какие-то несущественные добавки к пенсии.
     Если учесть то обстоятельство, что квартиры, покупаемые здесь за такие деньги, сугубо советского качества, то можно только посочувствовать этим людям. За такие деньги, которые они почему-то, по-прежнему, приравнивают к советскому рублю, с той же надуманной курсовой стоимостью, они смогли бы безбедно скоротать старость в каком-то европейском пансионате.
     Ну, не могут эти люди до сих отделить настоящие американские деньги, за которыми стоит самая сильная экономика мира, занимающая 40% ее спектра, - от тех, «родных», «деревянных», накопленных в те годы, и пропавшие, сгоревшие дотла в гиене огненной развала СССР, до того крутившиеся в его социалистической экономике, прямо или косвенно, на 80%, работавшей на военные приготовления.
     Работали, надо знать, советские люди на тех же генералов, на КГБ, на партийных и советских чиновников, которые, через имеющиеся распределители, имели в той жизни все, или почти все. Теперь жаждут наши люди получить за труды свои неправедные на разжигание войны, чтоб Украина им оплатила тот труд своими деньгами. Не понимаю я этого, хотя и сам что-то потерял на переправе с ирреального мира, в реальный мир новых социальных отношений.
     …Анна Степановна не совсем местная жительница. В свое время, в средине 60-х, муж ее, Василий Андреевич, увлек ее сюда. Его дядя работал здесь начальником резерва проводников. Должность по тем временам сулящая огромные возможности.
     Однажды, дядя пригласил своего племянника в гости. С этого все и началось.
     Погостевав у дядьки, Василий, загорелся идеей перебраться жить поближе к нему. Анна Степановна, даже, в какой-то мере, поспособствовала этому своими женскими способами. Хотя, потом, еще целый год вынуждена была оставаться в своем Конотопе, чтоб продать за пять тысяч свою летнюю кухоньку и недостроенный финский домик. За эти деньги, тогда, можно было купить настоящую квартиру. Она больше думала о судьбе своей бедной матери, которая должна была остаться сама, поскольку отец ее давно уже умер, еще в самом начале 50-х. Из-за этого чуть было не разошлась со своим Василием. Впрочем, их брак выдержал это испытание.
     Добавив к этим деньгам еще пару тысяч сбережений, а так же две тысячи вырученные от продажи родной хаты мужа, они приобрели здесь этот дом. Затем, последовал неблизкий переезд из Сумской области в это советское, имперское захолустье.
     Прошли годы. Прожитая здесь жизнь, со своим внутренним ритмом, теперь прорывается наружу только в воспоминаниях Анны Степановны, которыми она щедро потчует меня. Жизнь, как говорится, прожита; мужа Василия, она схоронила перед моим вынужденным поселением в августе 2007 года. Она весьма охотно посвящает меня во все подробности прожитой жизни, особенно перед телевизором. Каждое лицо на экране у нее вызывает какие-то ассоциации, даже ее любимые клоуны, - Петросян и Галкин, - часто находят своих двойников. Хотя больше всего этих самых ассоциаций, конечно же, вызывают посконные рожи наших несравненных политиков, попытки покрасоваться на экране ее «Акаи» которых, каждый раз обогащают меня новыми сравнениями их с окружающей фауной.
     Творчество в земельном вопросе в свое время подкорректировало характер Анны Степановны, внеся в ее менталитет уверенность в том, что врожденная алчность в человеке обязательно будет вознаграждена. Взяв себя, к примеру, для сравнения как автора, можно с уверенностью сказать, что мне, кроме морального удовлетворения, мое абстрактное творчество ничего не принесет даже в предполагаемом будущем, что окончательно и рознит наши с нею души.
     Но противоположность в характерах, как известно, не всегда приводят к возникновению различных конфликтов на этой почве, особенно если это два противоположных пола. Даже браки держатся лучше, когда люди, как бы, дополняют друг друга. Мы разные с нею планеты, разные уровни мировоззрения, к тому же и по годам, и по летоисчислению, и по социальной позиции, поэтому постоянно обогащаем друг друга, делясь своим восприятиям окружающего мира.
     Меня, как человека творческого, лишенного обывательского счастья, такой взгляд за кулисы оного, приносит много полезного для своего творчества. Анна Степановна находит во мне то, чего никогда не было в ее муже. Ибо есть еще много чего, которое остается в человеке помимо сексуального влечения, которое долгое время выступает в обывателе на первых ролях, но потом, на склоне дней его, когда доминирующая сексуальная составляющая падает ниже плинтуса, это "много чего" вдруг вырывается наружу, становится основной его внутренней жизни. К тому времени многие чувства находят в жизни обывателя материальный эквивалент, который окружает его. Надо сказать, что, Анна Степановна, по-своему, довольно-таки, волевая женщина. Она ставит перед собою вполне определенные, прагматичные цели, и целеустремленно добивается их. Харчуется она, на мой взгляд, очень плохо, - кашей «Геркулес». (Потому что приготовляется очень быстро, на это не надо тратить много газа, к тому же эти овсяные хлопья, даже сваренные на воде, являют собою достаточно питательную смесь, стоит достаточно дешево, так что выгода вполне очевидна от такого яства). И все ради своих детей и внуков.
     Складывая копейку к копейке, - она продолжает традиции советской обывательской экономики, основанной на экономии спичек, что вблизи все это смотрится не очень притягательно, я б сказал, что даже очень не очень, - но, тем не менее, - Анна Степановна, - этот скареда и экономист высшего обывательского класса в одном лице, - познавшая до этого все азы выживания в самых скверных условиях советского быта, вдруг, не с того не с сего, может закатить пир на весь мир по поводу даже какого-нибудь самого незначительного семейного торжества. Тогда по ее призыву, в ее доме соберутся все причастные к ее роду, которые живут давно уже отдельными семьями, в своих квартирах, включая сюда внуков, - пока без правнуков, - выставит тогда на стол все, чем богаты закрома нашей славной родины, и начнет обсуждения каких-то своих, родовых проблем. Она тогда выглядит, как заправский атаман, глава клана и мафиози в одном неизменном лице.
     Узнав, что внук ее уже с полгода как живет с какой-то симпатичной девушкой в гражданском браке, Анна Степановна быстро навела справки, найдя в своей памяти похожую на ее мать, какую-то женщину. «Должно буть, Валя, – с нотками страха в голосе, говорит она мне. - Вона непорядочна, я йийи по роботи знаю, и чоловик в нейи пьяныця и нехлюй», - и, тут же, с присущим ей обывательским темпераментом, начала обзванивать всех своих подруг, делясь с ними информацией.
     Мне пришлось даже просить свою хозяйку, в допустимой разумеется форме, - чтоб она несколько убавила свой пыл по этому поводу, сославшись на такие утверждения, что случившемуся она вряд ли уже поможет своей активностью на этом фронте, поскольку молодые, похоже, любят друг друга, а эта девочка, с которой ее внук однажды приходил к родной бабушке просить деньги на какую-то вечеринку, довольно-таки, красивая, что очень важно для любой девушки. К тому же, девушка, заметил я, по отзывам его родителей, очень старается прижиться у них, делая всю домашнюю работу, что во многом характеризует ее. Так же, уместно было напомнить своей хозяйке, что дети часто стараются выглядеть полными противоположностями своим «непутевым» родителям, стараются устроить свою жизнь по-иному; развеять свои страхи подозрениями она не сможет, а только очень навредит своим отношениям с единственным внуком, который к тому уже работает и зарабатывает деньги на жизнь.
     С такими деньгами, которые перешли через руки этой бабушки, она могла, конечно же, требовать от своих домочадцев определенного уровня.
     Мои полгектара в Сумской области, на которых я выращивал клубнику и картофель, кроме требования трудится на ней, ничего мне не приносили и не приносят, а этим старушкам, как на блюдечке с голубой каемочкой, судьба выложило все. Мое дело было разрушено деятельностью таких вот обывателей, бандитов нанятых через конотопских ментов прокурором М., который избавил меня от трудов праведных на той земле; судами затрахал, которые устраивал надо мною по заказу местного пахана, которому я как кость в горле был со своей клубникой. После чего я даже вывод сделал для себя, что я своими трудами мешаю всем на этой земле: будь то творчество или возня со своей землей. Моя духовная и практическая работа приносит удовлетворение только мне, а больше никому в этой жизни, потому что все люди вокруг привыкли к иждивению. Я честно старался выжить, без колхозной кормушки, хотя там уверяли меня, что честно выжить на своей земле нельзя, что прожить можно только безнаказанно воруя в колхозе. На моих глазах начался процесс преемственности власти: сын местного пахана, получив от отца наследственную власть над селом, начал с того, что начал закладывать фундамент своего будущего существования. Вначале они вдвоем, на ворованные деньги, выстроили в центре села ему домину, а потом начали обрастать холуями, отдавая им в разграбление колхозное имущество. Таким образом, они желали навсегда утверждались на той земле. Он обзаводился лишь челядью, которая за него будет постоянно рвать свою жопу. Я же, трудясь, был оплотом лишь той земли, ибо та земля, не может дать того, что дала моей хозяйке, - богатство, не прилагая никаких усилий.
     …Глядя в свое будущее, Анна Васильевна излучает оптимизм. Она готова жить хоть до ста лет, постоянно жалуется на работу, когда ей приходилось работать в цеху, на сквозняках. Анна Степановна лечит все свои болячки только народными способами. Медицине, за которую нужно платить, она не доверяет.
     Поскольку ее с завидной регулярностью посещают известные старческие болезни, которые заложены самой природой в любом организме, она приспосабливает к этому весь богатый народный опыт врачевания. На окнах и столике у нее растет целая аптека. Сейчас моя хозяйка мается с «рожей» - одна нога в нее покраснела и распухла, - шепча без конца какие-то молитвы, при этом я не видел, чтоб она шибко верила в Бога. На мой взгляд, она больше верит в традицию и религиозный стол. Она только на Пасху ходит в церковь, и то, я думаю, чтоб встретится там со своими подругами.
     Ее практический, комсомольский опыт выживания не позволяет ей впадать в нынешний религиозный маразм, который сильно смахивает на политическую возню.
     С завидным постоянством, Анна Степановна шепчет свои молитвы даже тогда, когда на экране телевизора выступают клоуны. С какими-то, непонятными для меня телепатическими возможностями, она без труда, отыскивает их в дебрях телеэфира, среди всего этого безвкусного хавчика. Получая истинное наслаждение от передач с Ольгой Сумской «Жди меня», и еще с каких-то инсценированных судебных заседаний, где рассматриваются какие-то житейские коллизии.
     Эти каждодневные передачи удерживают в ней дух совка на должном уровне.
     Вывод напрашивается сам по себе: Анна Степановна, - типичный представитель уходящего поколения, вырастившего себя в пригородной пробирке. Продавшая участок за 73 или 74 тысячи долларов женщина, могла бы спокойно на проценты от этой продажи безбедно скоротать свой век, жить не тужа где-то даже в сытой Америке, - кататься там, как кот в масле, - еще до сих пор сидит на своей пригородной земле, на этом мешке золота, - держит, к тому же, многих квартирантов, приносящих ей регулярный и стабильный доход, - тем не менее, постоянно находится в условиях ожидания каких-то грошовых подачек от примелькавшихся на экранах телевизора подозрительных лиц, уже многие годы отирающихся у властного корыта, пустивших с протянутой рукой по миру большую страну.
     Каждый раз, собираясь отправится к выборным урнам, она ждет не только пожеланий ей крепкого здоровья со стороны кандидатов, но и подачек в виде пакетов гречки или протаскивания будущими ее избранниками через парламент каких-то копеечных добавок к ее мизерной пенсии.

2

Я обитаю в Анны Степановны вот уже почти 2,5 года.
     Начиная с той памятной для меня поры, когда, в один прекрасный августовский день, я снял в нее апартаменты, я познаю таинство простого обывательского существования. Начав в тот же день писать в себе этот авторский очерк о своей хозяйке, зарываясь с головой в ее дела, в наши с нею чисто хозяйственные отношения. К этому времени, пришел к однозначному выводу: это рано или поздно обязательно должно было случиться. С помощью насильственной процедуры вторжения в святая святых чужого существования, я, во многом, разобрался в этой нехитрой арифметике, что для меня, как для автора, до этих пор было тайной за семью печатями. Я больше чем знаю, чем до меня дышала эта обывательская семья. Как опытный археолог, я перелопатил в этом доме целые слои культурной жизни целого поколения людей. По наличествующим в комнатах и на чердаке артефактам восстанавливал этапы большого пути маленького украинца. Кажется, я пережил здесь миллионы лет его существования на этой земле, когда здесь стадами бродили еще мастодонты и саблезубые кошки охотились на предков человека.
     Дом сохранил в себе все признаки прочного, незыблемого обывательского гнезда, даже после смерти хозяина, живет его духом, который заключен в нем, законсервирован на века, на целые исторические периоды, эры, и никогда не выветрится с него. Предстоящая когда-то смерть Анны Степановны, похоже, мало что изменит в нем. Придут другие люди, сделают свои евроремонты, натянут потолки, переклеят обои, но суть его, обывательские разговоры в этих стенах останутся одни и те же: о деньгах, о зарплате, о женихах и невестах…
     …В летней кухне у нее, как и подобает, ютятся в летние месяцы, бригада строителей. Они вселились туда чуть раньше меня, и тоже прожигают жизнь благодаря своему рождению. Семей у них нет; деньги они с большим удовольствием пропивают. Их типы легко узнаваемые, и я их тоже знаю всех, как облупленных. Они вселились со мною в этот мир, в эту Вселенную, и переживают со мною все периоды становления жизни на этом уровне. Это произошло весенней порою, в веселом 2006 году, когда везде было навалом работы, и толпы людей наезжали сюда со всех регионов нашей бедной родины, заполоняя собою все промышленные зоны, вокзалы и пригороды всеядной столицы, в поисках лучшего заработка. Перемещаясь стаями с места на место, они устанавливали в этих местах свой особенный микроклимат, засоряя воздух матами, пьяной отрыжкой, а окружающие кусты всевозможным пластиковым мусором.
     …Попав во двор к Анне Степановне, прямо таки с первого взгляда определяешь, что здесь живет типичная для уходящего поколения хозяйка. Поскольку в это время наблюдается повсеместно в наших местах закат летней поры, и, как положено для этого времени года, весь двор утопал в зелени. Солнечные лучи, утратив свою силу, как бы обволакивают землю приливами бархатного тепла, от соприкосновения с ним человеческая кожа получает максимум удовольствия.
     Над свежо заасфальтированной улочкой, - (Недалече поселился известный депутат-регионал, при Кучме занимавший высокие посты), - во дворе росла высокая тенистая липа. Часть ее тени попадала как раз на забор и собачью будку.
     В глубине двора, за отгороженным штакетником пространстве, росли кусты смородины, поричек, жидкие посадки малины, высокий куст калины, над которым еще возвышался куст невнятного жасмина, словно бы стеной отгораживая двор от постороннего взгляда из кухонного окна соседского дома.
     Тут же, под кронами деревьев, в огромной скученности, располагались грядки, еле вмещающие огромное количество цветов и разных огородных растений. Над всем этим царством возвышались две хозяйствующие груши, одну с которой я с ходу определил, что это вкусная и сочная бэра, а другая – незнакомая мне, - «лимонка», - с которой мне еще предстояло завести необходимое знакомство, приняв от нее в щедрый дар вкусные и желтые плоды. Рядом с лимонкой, росла раскидистая алыча, которую скоро выкорчует зять Анны Степановны, Сашка, чтоб раздвинуть межи ее миниатюрного огорода. Дополняли все это обилие две болезненные яблоньки, зачем-то мучащиеся в этой скученности и тесноте…
     В палисаднике, под окнами дома, распространял свое влияние виноград двух сортов, один с которых легко было определить, что это всем известная «Изабелла», а вот другой, зеленый, редко просвечивающийся среди густой, прущей во все стороны листвы, был мне, признаюсь, совсем незнаком. Вдоль забора росла небольшая яблонька-инвалид, - по словам Анны Степановны: снежный кальвиль, - еще одна раскидистая алыча, с какими-то мелкими и кислыми плодами красно-бурого цвета, со скрученными на кончиках веток листьями…
     Выращивать помидоры теперь нет надобности хозяйке, она может купить все овощи в магазине, но эта привычка так глубоко засела в ней еще с советских времен, что она не может от нее отказаться до сих пор. Недаром говорят, что привычка, вторая натура. Когда-то этот бесконечный цикл был необходимым условием выживания совка в условиях хозяйствования на земле так называемого колхозного строя. Поэтому, так много растений садит под своими окнами Анна Степановна, ухаживает за ними, выщипывая сорняки. Иногда ей помогает в этом младшая дочь, Лера, на которую переписан дом.
     …Вообще-то я с первого взгляда, - а он, как правило, бывает самый меткий и впечатлительный, - подметил, что здесь живет женщина, которая сочетает в себе два качества: полезное с красивым. Кроме огородного и практического изобилия, которое дополнял лишь растущий под кухней породистый абрикос, весь двор утопает в цветах.
     Яркие оранжевые и желтые чернобрывцы, оттеняли разноцветные астры, которые, как и подобает звездам, ярко светили в глубине цветочного разнообразия. Среди них выглядывали головки майоров, еще какая-то мелкая красота, которой я не смог определить с ходу.
     В палисаднике росли хризантемы и не очень роскошные желтые георгины. Позже в этом дворе, на правах постоянного, полноправного жильца, прописались алые, прекрасные в своей красоте сальвии и даже царственные каллы…
     Среди такого цветочного разнообразия моему взгляду всегда хватало на чем отдохнуть и понежиться после напряженной творческой работы над очередным текстом, вздохнув полной грудью, наполняя ее душистым цветочным ароматом. Проветрив мозги после долгого изнуряющего рабочего дня, я обычно мог встрепенуться здесь всей душой, перед началом творческой работы.
     Сюда, в этот большой кирпичный дом, где моей душе всегда хорошо творилось, я с большой радостью теперь возвращался каждый раз, как к себе домой, после работы или с прогулки, каждый раз отправляясь в ближайший лес.
     Возвращаясь ко двору, нельзя не отметить, что постройки его: здесь: и летняя кухня, - относительный приют целой бригады строителей, - и сарайчик, - царство бывшего хозяина, в котором невостребованным хламом теперь хранится все-то, чем он жил долгие годы. После его скоропостижной смерти на дворе остались стоять станки всевозможного практического назначения, которые Анна Степановна не может продать лишь потому, что не может сложить им цены. Она-то ведь знала скольких трудов это стояло ее покойному мужу, начиная от выноса всех деталей станков из завода, до создания дома этого чуда тогдашней техники. Она вспоминает, как они делали на них с мужем доски, пилили дрова… Она хвастается, что у нее есть и сварочный аппарат, и еще что-то. Все это я знаю. Многое из того, что есть у нее, досталось мне от покойного отца, когда он умер, я не знал, куда девать кучи гаек и болтов, неизвестно какого назначения.
     Анна Степановна не пристает не на какие купеческие пропозиции оставшихся в наличии умельцев, чтоб приобрести у нее по сходным нынешним ценам хоть станины этих станков, поскольку электромоторы, по всему, уже давно пропали от неумелого с ними обращения.
     Взять хотя бы тот же курятник, роль которого, в новых экономических условиях непонятна, поскольку держать кур накладно, а яйца и мясо имеется в каждом магазине в огромном ассортименте. Когда-то скот не поспевал идти в ногу за наладившимися в коммунизм людьми, и люди держали здесь кур, кролей и даже гусей, доставая им корма. Недавно Сашка, зять Анны Степановны, все же, после долгих уговоров, разрушил все эти малые архитектурные формы, оставив в неприкосновенности только сарай и погреб под ним. Все остальное было превращено в топливо, в металлолом, которым распорядилась бригада строителей.
     Кроме замыкающего этот неровный строй туалета, который в пригороде еще не в каждом доме перебазировался поближе к кухне, чтоб окончательно закрепить победу капитализма, все я, похоже, описал в своем очерке.
     Осталось определится с симпатиями и антипатиями самой хозяйки, - этого яркого представителя той невзрачной эпохи, когда на 1/6 земной поверхности безраздельно заправлял делами совок.
     Анна Степановна типичная женщина своего века. Теперь она на живет только воспоминаниями о той великой поре. Ее воспоминания выливаются в спокойные русла рек, текущими разговорами из ее уст во время просмотра телевизионных передач.
     - Мый, хоть и пыв, а з дому нэ тягнув, – характеризуя наследие своего мужа, прячущееся от постороннего глаза в сарайчике, говорит Анна Степановна. - Всэ було додому нэсэ. А шо вжэ аккуратный був, и такий чистоплотный весь, так цэ не тики я так думаю, и кажу… И запах у йог йшов який хароший, нэ такий як бува почуеш от другого, наче свиня якась идэ...
     - Это, - говорю, - наверное, каждая женщина так думает о своем мужике, ибо тому есть физические причины, когда они еще первый раз встречаются взглядом, и они еще знакомятся на уровне химии, выделяя специальные ферменты…
     – Мы з чоловиком люди просты, вэсь вик проробыли на заводи, - начинает она очередной раз касаться своей молодости. - Раз пойихали в зоопарк, в Черниговску область. Може знаешь?...- Получив утвердительный ответ, продолжает: - Так ще в машини, на деревянный лавци, на його ж…и штаны триснулы. И смих, и грих. Отакэчки начмналась наша семейна жись в Конотопи. Мы познакомылысь з ным в КЭМЗи…И от тэпэр його нэма, а я осталась одна.
     - Все мы под Богом ходим, - говорю, - все будем там, только в разное время. А теперь только представьте себе, что ваш любимый муж, привыкший жить постоянно в семье, да остался бы один, не дай Бог, случись что, с Вами?
     -Пропав бы, - уверенно говорит Анна Степановна. – У нього почты всю жись було а ж дви няньки: я и його мама. С тых пыр як вона продала свою хату в П –ках, - нэ хватало грошей шоб купыть цэй дом, - вона, до самойи смерти в 2005 году, жила з нами. Я ладыла з своею свекрухою, вона мени вси гроши отдавала, як и муж, бо я була в симьи бухгалтэром. Було прилизе йийи сынуля, як смык пьяный. Упадэ на кухни, и лежить, як свиня. А вона быжить до нього з подушкою, пидмощуе, шоб бува нэ простудывся йийи сынок. А мэнэ тодди, - аж зло берэ! «Набрався, як собака блох, - думаю собы, - то й лежи, мэрзны!»
     - А что было б хорошего, если б он на самом деле заболел? – Резонно, спрашиваю Анну Степановну. – Вам бы возится с ним. Кому еще?.. Больница там, с врачами договариваться, еду ему носить, супостату. Как кормили, думаю, не забыли?.. Да и окочурится бы мог!..Без Вас бы, он, очевидно, пропал бы совсем?..
     - Привив бы собы другу, - уверенно говорит Анна Степановна. – Може б и дом, тодди не дитям достався, а одпысав бы тый, яку привэдэ. Вын мэни измэняв, наверное, бо на курорт всегда сам йиздыв. Брешу, - снова впалает в обычные вспоминания Анна Степановна. – Я всегда брала отпуск в конци августа, шоб свойий матери помогты выкопать картошку, а то раз пойихала з ным в Ялту. Красиво там!..Мы на теплоходи по морю каталысь. Бачили «Ласточкино гниздо»…
     …Эти беседы, как правило, обычно заканчиваются перечислением разных достоинств скоропостижно скончавшегося мужа. Я не буду перечислять этот стандартный список обывательских добродетелей, которые, обычно, присутствуют в каждом человеке. Добавлю только, что по ее словам, они прожили с ним пятьдесят лет совместной жизни, начиная из знакомства на заводе, женитьбы, ухода его на службу в армию и быстрого возвращения после комиссования...

3

     Переходя к краткому описанию жизненного пути, надо вернуться к предыдущей главе, где было сказано, что они поженились сразу, как только познакомились на одном из конотопских заводов...
     …После недолгих коллизий, вызванных неудачным походом на службу в стройные еще ряды советской армии и возвращения оттуда, супруга, - о чем Анна Степановна очень долго и подробно поведала мне, - они начали в Конотопе строительство небольшого финского домика...
     И вот, когда уже строительство должно было бы скоро увенчаться обязательным успехом, ее муж к вящей радости хозяйки, отправился в гости к своему родному дядьке, который жил под Киевом.
     Семен Тихонович работал начальником резерва проводников; имея должность на то время ценную, я бы сказал даже роскошную в глазах обывателя, на уровне министерской, ибо она давала ее владельцу доступ к разнообразным синекурам.
     Будучи на сей раз у него в гостях, Василий сразу же загорелся неотступным желанием перебраться жить под Киев.
     Было им тогда по тридцать, у них только что родилась первая дочь. Жена вначале не возражала, и Василий тут же отправился к дядьке. Аня, - назовем хозяйку на то время ее девочим именем, - тогда еще, должна была оставаться в Конотопе, чтоб продать не до конца построенный финский домик.
     Там же пережили острый кризис в их семейных отношениях, когда она чуть ли не бросила мужа, передумав ехать сюда, под Киев, поскольку там, на Сумщине, у нее была хорошая работа, привычная обстановка и мать, которой надо было помогать.
     «За проданный финский домик, - делится воспоминаниями, Анна Степановна, - я тоди могла купыть нэвэличку квартиру. Чуть нэ бросыла свого Васыля, який ужэ прыкипив до цього мисця. Нэ хотив вэртаться. Ну, Слава Богу, - продолжает она, - всэ склалось для нашойи симьи добрэ. Я пойихала до йиго, хоть до самойи смерти матэри повынна була йиздыть помогать йий, пока мый розйизжав по курортах!».
     - Прийихала сюда, - вспоминает Анна Степановна, - а тут же: нэ кола в нас, нэ двора. На руках малэ дитятко. Кругом пысок, курява стовбом стойить… «Ну, - думаю, - попала в халепу». Куды мы попалы?»- питаю у Василя.
     А вын каже:
     « - Не переживай, всэ будэ дуже добрэ». – И так всю жизнь мэни кажуть, и так воно складаеться.
     - Склалы докупы вси гроши, попродавалы хаты, склалы до купы вси гроши и купыли цэй дом за одыннадцять тысяч. Велики гроши тодди буллы. Ось так и началось тут нашэ життя, - говорит в минуты откровений Анна Степановна. - И тогда, чтоб скрасить, наверное, удручающее впечатление, начинает рассказывать сказки о том, как в магазинах этого городка, в больших бочках стояла черная икра, а на прилавках лежала красна рыба.
     Мне всегда казалась дивною привычка совков приукрасить свое невзрачное существование икрой и красной рыбой. Эти недоступные продукта, как мне кажется, были мерилом их благосостояния. Ел ты черную икру, пробовал красную рыбу, значит не зря ты прожил на белом свете. Но, тем не менее, Анна Степановна уверяла меня, что, здесь, под Киевом, черная икра и красная рыба тогда были в свободной продаже.
     Дальше, - больше. Оказывается, что позже, в самом начале восьмидесятых, Анна Степановна, свободно покупала здесь в магазине мясо: свинину по рубль 80 коп. за килограмм, - и кур, которые были, - по ее словам, - желтые, жирные, и совсем не похожие на те синие, которые я видел примерно в тоже время по всему Советскому Союзу, находясь в составе геологических партий. А исколесил я этих самых разбитых дорог немало!..
     Я просто опупел, от ее слов. Унылая еда, на витринах банки с консервациями с выцветшими от подвальной сырости этикетками, разбавленная сметана, молоко, после которого не надо мыть бутылки, консервы с полу гнилой рыбы в томатной пасте. К началу 80-х, уже исчезло даже сгущенное молоко, которым чуть раньше выкладывали витрины всех магазинов. С этих пор оно будет присутствовать в воспоминаниях об «изобилии» брежневского застоя. Когда можно было сравнительно легко, одновременно во всех магазинах советского Союза купить минтай или тот же хек, который добывали где-то суда целых флотилий.
     …Узнав круг общения Анны Степановны, всех ее подруг, я грешным делом подумал, что это постарался апостол из местных активисток Партии Регионов, Нина Андреевна, поработав над сознанием моей хозяйки. Им хотелось бы, чтоб в Советском Союзе было сегодняшнее изобилие, при той покупательской способности рубля. После таких стараний адепта Партии Регионов, Анна Степановна могла желаемое выдавать за действительное. Эти добровольные агенты вводят людей в транс, чтоб получить из них послушный им электорат. Любят наговорить своим внукам, желая пустить тем пыль в глазах, что раньше: и соль была посолонее, и масло помасленее.
     Эти активистки, - знаю по своем родном селу, - за крохотные подачки с барского села, благодаря каким-то перераспределениям за счет других пенсионеров, создают вокруг власти ауру. Они разносят по умам старух всю эту политическую заразу, создают ажиотаж перед выборами, подымают подобное воинство на борьбу за светлые», «нетленные» образы вождей. Они пользуются в этой среде большим авторитетом, скорее всего, работая на органы. Это невидимые бойцы, с многолетним стажем, которые отдали самих себя, конечно, не задаром, а за те же брикеты из угольной пыли, недоступные для других пенсионеров, дрова из лесов принадлежащим местным паханам. Их роль в истории у меня на виду, и, я думаю, будет всегда присутствовать в описаниях социальной среды обитания совка.
     Оптимистические нотки я слышу и в дальнейших рассказах своей хозяйки. Такое ощущение, что мы с нею, в 70-80 годах, жили на разных полюсах планеты.
     - Довго робыли на Антонова. Тылько в разных цэхах, - любит рассказывать мне Анна Степановна. – Я часто выходыла в ночну змину, бо там быльшэ платылы. Я быльшэ получала грошей од свого чоловика, и, шоб йому було нэ ловко, я часть своейи зарплаты одвозыла до матери, дэ й ховала. З цых грошэй, я купила свойому брату хату в Ворзели…
     -Жилы мы хорошо, - припоминает Анна Степановна. – Вэртаючись с пойиздок, проводникы нэсли нашому дядьку красну рыбу, балыки, корейку.... Мый Василь был у ных, як денщик, курсирував за водкой…
     Уж, не с этим ли изобилием пугала меня Анна Степановна?
     Такое изобилие можно было найти в любом городе. В Конотопе с мясокомбината тащили окорока и вырезку. За счет этого выживали соседи и знакомые знакомых, работающих на этом предприятии. В магазинах в это время лежала только ливерная колбаса. «Вся продукция, - распускались упорные слухи, - увозилось на Москву». Что, думаю, было правдой только частично.
     Как и все, что говорилось и делалось тогда. Скорее всего, многое из того, что производилось на этих предприятиях, распределялось чиновничьей братией через свои распределители. Что-то увозилось в Москву. Остальное разворовывалось, в целлофанах, подвязанное в разных непотребных местах самими гражданами. Так жила, смею уверять, как ветеран потребительского фронта, вся огромная страна.
     Но, даже, не этим изобилием, оказывается, пугала меня Анна Степановна.
     Выяснив, что старшая дочь Анны Степановны, Тоня, была замужем за сыном заведующей кустом местной потребительской кооперации, я успокоился, будто разгадав загадку Сфинкса. Сваха выбила квартиру молодоженам, за которую Анна Степановна внесла первый пай из совместных с мужем сбережений. И, в дальнейшем, действительно, могла позволить себе купить через любой ее магазин, минуя пустые витрины - в лучшем случае из синюшными цыплятами, - купить себе свинину по 1.80, жирных желтых кур, или даже тот же палтус, о котором она вспоминает теперь с большим пиететом.
     Семья хозяйки могла даже в то время питаться тем, что простому обывателю даже не снилось уже. И эти, недоступные для подавляющего большинства жителей огромной страны плоды, были несказанно слаще. Я это знаю по себе, например, не могу пить кофе, предпочитая потреблять теперь чаи, а то и всевозможные напитки только потому, что много перепил кофею во времена поздней горбачевской перестройки, поскольку другие об этом могли только помечтать. Это и определяло вкус тогда дефицитного, растворимого кофе. Теперь, когда это всем доступно, оно для меня потеряло свой вкус.
     «Вона з нас тодди вси гроши вытягувала, - жалуется на сваху Анна Васильевна. - Як тилько, так и несуть, шо треба куплять пальто, то палас. Палас дуже модный тодди був, - вспоминает она. – Нэ тэ шо тэпэрь. И всэ нам зробыла сваха».
     После этих откровений, вопрос о жирных курах и свинине по 1.80, как-то сразу же отпал.
     Стало как-то сразу же поспокойнее дышать. Мы, оказывается, жили с нею в одной и той же реальности, никакого Зазеркалья не было, был реальный советский мир, в котором правила бал кооперация с ее обязательными дефицитами, нехватка элементарных продуктов питания. Я жил в реальном мире, и Анна Степановна тоже в своей реальности, той, далекой уже, и тяжелой реальности совкового существования. Когда дефициты не покупалось за деньги, а доставалось через нужных людей. За этой ли жизнью теперь жалеет совок?
     Так я раскрыл тайну, магазинного изобилия. В советское время это считалось недоступной для многих роскошью.
     Я почему-то верил этой женщине, которая уверяла меня, что красная рыба и икра в далекие 60-е годы свободно лежала в местных магазинах.
     Я, говорил ей на это, что поехал чуть ли не весь Советский Союз, работая в геологии, бывал в разных местах, ел и стерлядь и еще много лососевых перепробовал, но ведь это была рыба не из магазинов, а из сибирских рек: Ангары и Подкаменной Тунгуски... Знакомый охотник предлагал мне за 100 рубле соболей, по тем временам это немыслимая цена. Я не купил. Деньги для настоящего романтика ничего не значили. Как и соболя и рыба.
     …В семью пришел достаток. Василий оказался домовитым мужиком. Хоть и пил, но своего не пропивал. Все тащил в дом.
     Даже беглого взгляда на былое изобилие в артефактах того периода переполняющее дом, говорит мне о том, что мужик Анны Степановны не с чем не разминался, все тащил в дом. Молотки, топоры, напильники, надфильки, рубанки, фуганки, гвозди, велосипеды, сварки, тиски. Все это много, разнокалиберно, рябит в глазах от всего этого изобилия. Анна Степановна неохотно впускает меня в святая святых.
     Со временем их дочери подросли, и обе, дружно, вышли замуж за родных братьев. Анна Степановна вытащила счастливый билет в виде свахи, которая «сделала» молодым квартиру, доставала дефициты... Им пришлось только платить…

4

     …За последующие годы Анна Степановна подробно выучила все эти извивистые дорожки опрятной советской бедности. Знала, где достать себе пропитание, чтоб разнообразить домашний стол, сделать вкусною еду, когда о волшебной «Мивине» не знали даже и по наслышке. Никто, мне кажется, не знает лучше нее этих дорожек. Она ездила с подругами в выходные в Мироновку, где за ведро огурцов правили такую цену, как здесь, под Киевом, за килограмм. Туда же ездили за луком. В Житомир отправлялись за салом. В Коростень - за молоком и сыром...
     Как воскресенье, - так и поехала с подругами. Три банки молока по 7 рублей за банку, хватало, обычно, на неделю – две…
     …С «Антонова» таскала ветошь, все, что можно было прихватить. Когда начала работать в госпитале, натаскала домой постельных принадлежностей. До сих пор подо мной лежат эти простыни и наволочки. Они пообтрепались за все эти годы, но еще служат хозяйке…
     « - Тягуха, ты, Аня!» - Называла ее свекровь.
     Впрочем, свекровь, в свою очередь, тоже не шибко отставала от своей не в меру нахрапистой невестки, таская из детского садика, - где сама работала, - еду и очистки. Это теперь это можно назвать безнравственными поступками, а тогда это называлось жизнью. Тащили все, все, что намертво было не приколочено гвоздями.
     До сих пор я наблюдаю во дворе разбросанные детские горшочки.
     Василий тот таскал с завода в пошитом Анной Степановной мешочке болты, гайки, всякие железные вещи. Можно «АН» смастерить?..
     Инструментом забит сарай. Все перебрано, рассортировано, сложено на своих местах. Начиная от разнокалиберных тисков и тисочков, что не вмещалось – как и станки там, - стоит теперь во дворе, все под навесами, накрыто от дождя, как и подобает у приличного хозяина, который любит себя и уважает свой труд.
     А уж смастерить мог этим инструментом все, что было надо. Наладил производство «кравчучек», - такие тачки с колесиками, на которых в то время перевозили большинство грузов на зоре нашей независимости.
     Этот процесс происходил на моих глазах. В то время я только начал ездить в Киев, присматривался к столице, скоро там напечатаю свой первый рассказ. У меня были разные задачи с этими людьми. В то время, я обходился собственными силами, кушая то, что выращивал на своей земле, собственными руками. Здесь, на многолюдном вокзале столицы, на ее Северной платформе, пересекались наши стежки-дорожки.
     Люди с «кравчучками»…
     Это было незабываемое зрелище. Тысячи обывателей, одетых одинаково по-советски некрасиво, - еще до секонд-хендовского изобилия и процветания, - гремя по ступенькам огромной лестницы колесиками «кравчучек», взбирается огромной массой вверх. Зрелище потрясающее своей массовостью, чем-то похожее на нашествие каких-то допотопных варваров. Апокалипсическая картина восприятия той дикой действительности; апофеоз эры советского способа жизни. До сих пор эта красноречивая картина стоит перед глазами.
     С той же, советской оперы, в доме Анны Степановны появились книги.
     Коллекционирование книг в Советском Союзе являлось первейшим приоритетом в советского человека. Я не знаю, почему такая мода пошла, но книги были в каждом доме, находились на самом видном месте. Многие книги приобретались только по подписке; за сданную макулатуру. У Анны Степановны, при их изобилии, таких не оказалось. Это были, как правило: Дюма, Пикуль… На некоторых из томиков красуются штампы каких-то невнятных библиотек…
     …Исследуя подробно жизнь ушедшего поколении в этом музее, на примере своей хозяйки, я постепенно вхожу в этот мир, находя все эти расставленные по полочкам артефакты, которые антуражем украшают ее жизнь. Вещи эти еще служат хозяйке, создают ей уют, откликаются в памяти, живут с ней. Без них она теперь не может жить. Я знаю, как она выругала одного своего квартиранта только за то, что он отнес к соседке, с которой она до сих пор не мирит, пудовую гирю, которая в советское время заменяла всем советским гражданам тренажеры. Такой качалось поколение молодых людей, ставших впоследствии рэкэтирами. «- Не твоя, не трогай! - Долго потом ворчала хозяйка. – Пусть стоит. Она моя!». Чтоб проверить меня «на вшивость», насколько я честен, она вместо денег, которые, бывает, подбрасывают на видном месте, Анна Степановна положила в моей спальне, под перину, пассатижи...
     …Каждую осень Анна Степановна наваривала душистого варенья из смородины и абрикос. Ягоды, в большом количестве, она тоже промышляла в пригороде, катаясь по базарам со своими подругами. До сих пор она достает варенье той эпохи, и перегоняет его на самогонку. Самогонку потребляют строители, которые живут в ее летней кухне.
     …Чтоб не окочуриться с голоду, обывателю советской поры, помимо своей основной работы, приходилось обрабатывать хотя бы небольшой клочок своей земли. Каждой работающей семье, через какие-то органы советской власти, предоставлялось возможность реализовать себя еще и на этом фронте. Все равно еды не хватало. Поэтому приходилось, не только собирать ее по всему миру, как это делала страна, закупая на миллиард долларов США, пшеницы, помимо того, что они ездили где попало с мешками, им приходилось еще работать и на своих пядях.
     …У Анны Степановны тоже были своих законных шесть соток в пойме реки. За эту землю, в свое время, дрались по-взрослому. С обязательным использованием дополнительных мер воздействия на решения каких-то распределительных органов. Надо было заручиться поддержкой в этом вопросе знакомым, или знакомым своего знакомого, чтоб клочок земли попал пожирнее, и в лучшем месте.
     Долгие годы, ей пришлось, гремя сделанными своим Василием тачками, по узкому мостику, перевозить через реку из-под самого леса свое выращенное огородное изобилие. Только значительно позже, ей удалось выхватить участочек по эту сторону речки. Это стоило больших напряжений нервных и умственных сил, с задействованием всех имеющихся ресурсов.
     Вот на что уходила вся жизнь советского человека! Выхватить у кого-то из под носа участочек земли поудобней, обскакать кого-то хоть на ноздрю в решении какого-то житейского вопроса за счет своего коллектива… Так жила, практически, вся страна. Коррупция разъедала ее, как ржа. Люди потеряли всякую зависимость к сопротивлению, они все полностью зависели друг от друга, от своего коллектива, в котором самую вескую роль играли бригадиры и начальники. Без них, без характеристик, нельзя было что-то положительно решить. Это въелось в плоть и кровь советского человека (Хомо советикус), созданного Сталиным.
     …До сих пор, когда я приношу с леса щавель, Анна Степановна, говорит, что это с ее грядок. Возможно, что у нее тоже рос на огороде щавель. Теперь это моя добыча.
     Многие горожане, приютив у себя большое воинство квартирантов, забросили это дело. Они не возятся теперь на своих грядках; предпочитают пасти квартирантов. Это, действительно, приносит больше пользы.
     Все подруги Анны Степановны имеют по несколько голов квартирантов. Квартирант – это дойная корова для местных жителей; их держат, как коров.
     Предоставляемая жилплощадь, вместе с хозяевами, не идет не в какие рамки с обычной крышей над головою. Человек во всем контролируется, он под колпаком у своих «благодетелей». Они узнают всю их подноготную в том месте, где никто ее знать не должен. И все время должен платить, платить, платить.
     Один квартирант, - по сути дела, это пенсия такой бабушке. Приспособляемость советских людей к выживаемости потрясаемая и еще раз доказывает, что он может за счет других, на его горбу, добраться не только в рай. Он подчиняет зависимого от себя человека к решению своих нужд и проблем. На Западе, судя по тому, как это рассказывал один мой новый знакомый, - (Он прожил семь лет в Португалии), - там жилье тоже стоит дорого, но это жилье. Там существует зарплаты, за которые можно его снять. Хотя за это приходится много платить, это трудно делать, но на жизнь хватает. Наша реальность, увы, гримаса….
     Анна Степановна, несмотря на свои больные ноги, и хронические старческие болезни, какое то время, еще порывалась взять себе клочок земли. Она рассказывала мне, как хорошо она умеет выращивать все на своем огороде.
     Наслушавшись бабушку, ей помогать вызвалась и внучка. Она, даже, похоже, не представляет себе, как это трудно сделать, вырастить что-либо своими собственными руками.
     Начиная со вспашки земли, и до сбора урожая, советский человек вынужден был жить нуждами села. Он живо интересовался, что у него растет на колхозных полях. Родная держава не давала ему забыть об этом, время от времени посылая его туда, как школьника, как студента, как рабочего. Ездили туда и пионеры, и седые академики. Телевизионная программа «Время» всегда начиналась вестями « На полях страны»…
     Уходит великая эпоха огородников и дачников, спасшая в свое время великую страну от нового голодомора…
 

5

     Каждой женщине присуще в какой-то мере известное коварство. Фишка в том, насколько умело она может пользоваться этим острым оружием своего ума. Анна Степановна, постоянно твердит мне, что она если и обманывала своего мужа, то это было только ради своих детей.
     Она тайком от своего мужа, скопила очень значительную сумму денег.
     Анна Степановна рассказывает, что получала денег на заводе многим больше от своего мужа, но прятала часть получки на сберегательной книжке, пряча ее на родине, в Конотопе. Это была ее гордая заначка, которую она, как и всякая запасливая женщина, держала на всякий случай, втайне надеясь, что эти сбережения, сыграют какую-то важную в жизни ее дочерей. Для роста ее она брала какие-то ночные смены, выгадывая с графиками, бралась за всякую тяжелую работу на заводе, стоя на сквозняках, чтоб, в конце концов, сума в конце месяца получилась кругленькой. Чтоб это обстоятельство не задело самолюбие ее Василия, она отстегивала от нее именно ту часть, которая превышала его заработок, и везла в свой родной Конотоп. Так и накопила…возвратившемуся с Воркуты родному брату. Тот развелся с женою там; пожил с какою-то женщиною здесь, которая выкачала с него все деньги, которые он привез, обустраивая свой дом, а потом выгнала его. Остался он без кола и двора, один.
     Думала недолго, чем помочь брату. Ее заначка помогла своему брату купить половину дома, с довольно таки приличным по местным нормам земельным участком, в селе Ворзель.
     После его смерти, когда земля, когда земля здесь взлетела в цене многократно, отписанная братом на ее имя половина дома, обернулась ей золотым дном. Продавать пришлось вместе с соседями, деля деньги наполовину, но и эта сумма американской валюты оказалась такой, что хватило на нее купить дочери квартиру и переписать ее на внучку.
     « - Я, почты, й нэ бачила цих грошэй. - Комментирует это важное в ее жизни событие, Анна Степановна. – Бачила тылько, шо принеслы йих в пакети, высыпали на стыл, пэрэсчиталы, и пойихалы куплять квартиру. Посли покупки, осталось щэ шось тысяч з дванадцять».
     …Уже случилось непоправимое. Муж старшей дочери, Николай, бросает Тоню, и отправляется жить к любовнице. Это было б еще пол беды, которую старшая дочь переживет, найдя себе нового спутника жизни. Она работящая, устроенная в жизни женщина, знающая себе цену, работающая менеджером. Ей не сложно было это сделать, живя, в купленной недавно трехкомнатной квартире, которая записана на дочерь, все б так осталось.
     Но муж, неожиданно для нее, вернулся в квартиру, записанную на него, в которой жила дочерь со своим мужем. Началась известная война, которая привела к суду.
     Анна Степановна, в эти критические дни, выглядела, как заправским капитаном.
     Целый год тянулась эта волокита с судом. И все это время Анна Степановна куда-то звонила по телефону, стыдила бывшего зятя, уговаривала, просила, даже проклинала его, за то, что он не может уступить квартиру родной дочери. Ее, даже, пришлось, на время суда, «отключать» от получения поточной информации, чтоб убавить ее напор.
     Анна Степановна мыслила, как женщина, и жила ею. Она не хочет понять, что Николай стал чужим для нее, она еще думает, что с ним его связывает родная внучка, не учитывая того фактора, что мужчины часто, пристав к новой женщине, охладевают с новой любовью даже к собственным детям, живут часто заботами своей новой пассии.
     « - Хиба ж батько так може поступать з ридною дитыною? – Делится своим горем, Анна Степановна. – Вын нэ батько. Хай нэ думае, ще всякого в жизни довэдэться. Старость прыйдэ. Вын думае, шо будэ нужный йий?..Нэхай так нэ думае. Рыднэ дытя, е свое!» - В этом ключе, не переключаясь Анна Степановна может говорить очень долго.
     Боль утраты семейного счастья дочерью, больно ранила ее сердце. Еще больше ранило то, что это рикошетом ударило по семейному счастью ее любимой внучки, лишив ее покоя, а еще больше отца и возможно квартиры…
     (Недавно, местный суд разделил, наконец-то, эту злополучную трехкомнатную квартиру между супругами на две ровные части. Внучке, на что очень рассчитывала заботливая Анна Степановна, в этой квартире не досталось, ровным счетом, ничего).
     …Жителей, которые живут под Киевом, сильно испортил квартирный вопрос. Этот тезис не нов, долгое время касался только москвичей, а с приобретением Киевом статуса настоящей столицы, в горшем случае, перебрался и на Украину. Накалив здесь нешуточные страсти вокруг земли.
     В то же время, как мне не изменяет память, закона о купли-продажи земли, зараженная коммунистической моралью Верховная рада, не приняла. Это априори не мешает покупать и продавать здесь землю в неограниченных количествах, в чем, я думаю, без зазрения совести, участвуют и сами депутаты, получая откаты и другие дивиденды от этого запущенного процесса, от которого отлучена, по их воле, большая половина жителей страны, оставив свои клочки в ведении местной мафии.
     У меня, например, в Сумской области довольно-таки большой клочок приусадебного участка, величиною в полгектара, который, кроме обязанности мне на нем хорошо и прилежно трудиться, реально, не приносит ничего, даже вместе с хатой. Я на нем выращивал в свое время клубнику, пока местный пахан не заказал меня районному прокурору М., который охотился в его лесах, чтоб он, запугав меня, потом посадил. Начались бандитские рейды, обстрелы. В селе организовалась настоящая банда, одно нападение на мою хату тянуло на разбой. Но даже обращение к тому же Терминатору, Медведько, Ющенко уже ни к чему не привело. На вершине этой властной пирамиды появилось племя НИКТО, которые не за что не отвечают и заботятся только о своих собственных достатках. В это время на примере расправы надо мной сельский пахан учил своих подвластных, некогда колхозных рабов. Этот урок они должны были бы запомнить на всю оставшуюся жизнь; отложить в генах; передать на этом уровне детям и внукам.
     За эти годы перед глазами пошли лица коррумпированных чиновников, оголтелых бандитов и ментов, которые часто ничем от друг друга не отличались, и, скорее всего, были одним и тем же, конотопских продажных судьей, всю эту позорную подноготную. За это время прокурор этот М., построил на какие-то шиши себе коттедж, купил красивую тачку, на пол районного бюджета, обжился, а потом укатил в Сумы, вести такие же позорные дела. А я, разоренный, укатил в Тюмень работать на стройке, а потом сюда, чтоб тоже работать, ибо ничего так устроена жизнь. Ибо трудишься, делаешь кому-то какие-то оплачиваемые услуги, либо воруешь, как эти прокуроры и судьи.
     Вы посмотрите, что делается в этой стране, когда подобные подонки, получив в пользование район, организовываясь в настоящие шайки, орды бандитов. Официально, имея грошовые оклады, рассекают по нашим, украинским дорогам на дорогущих иномарках, строят себе кобла на миллионы долларов, и при этом все «блюдут» неустанно перед нами общественную мораль?.. В такой стране уже давно не у кого даже спросить, что же происходит с общественной моралью на самом деле, что делается с людьми? На каких примерах учить подрастающее поколение жить, чтоб из них не вырастали убийцы и насильники?..
     Эта свора негодяев, умостившихся при власти бандитов, ничего вам не ответит своим словоблудием, они собрали вокруг себя толпы адвокатов, которые цинично забалтывают все то, о чем должна кричать совесть этой нации. Похоже, что уже учат в университетах этому цинизму. Если я не ошибаюсь, но только там успешно прошли реформы, где власть во время их имели люди, которые прошли как раз хорошие жизненные университеты, а не напитались трупным ядом мертвых наук. Польша, с Лехом Валенсой, Бразилия…
     Может, все-таки, тот же подозреваемый Кислинский, с подделанным дипломом, был бы для нас лучшим президентом, чем тот же врун Ющенко, защищающий бандитов, постоянно лгущий и не имеющий силы воли даже воплотить свои слова в действие?..
     …Живя здесь, под Киевом, пенсионеры типа Анны Степановны сделались большими коммерсантами. Раньше, об этом, они могли только помечтать. До Большой криминальной революции, которая сделала невозможное, создала из совка настоящего коммерсанта, сделав его соучастником настоящих воров, которые попирая законы морали, чести, порядочности, расхватала, не имея ничего святого за душой. За время этой революции выросло целое поколение. Они воспитывались на фильмах штампующих под идеологию этой войны, развязанной против всего, что еще сопротивлялось насилию. Обыватель оказался на стороне тех, кто попирал закон. Он и сам участвовал в этом дерибане, своим молчанием, соглашением, ожиданием подачек, получая крохи с барского стола.
     «- Добре шо я тоди перейихала пыд Киев, - не устает повторять Анна Степановна. Дякуваты Богу, и свому чоловику, и собы, шо тодди послухалась його. Теперь в Конотопи, нэмае роботы. Я вже там давно була, дуже б хотилось пойихать туда, поглянуть на ридну хату. Мо* йийи там уже давно нэма?..»
     Видя, что я все эти годы много времени провожу за компьютером, ее, очевидно, как женщину практичную, любящую себя, свой дом, своих детей и внуков, очевидно, мучает вопрос: «Что это все может, в какой-то мере, заменить компьютер?» - за клавиатурой которого прошло, помимо коротких отлучек на работу и прогулки в лесу, вот уже 2,5 года моей жизни на ее глазах.
     - Воно тобы хоть твохи дае шось, шо ты все время просыжуеш за своим компутером? – Не выдерживает, спрашивает хозяйка.
     Зная, что ее все больше волнует вопросы электроэнергии, в плане ее экономии, я, в первую очередь, пытаюсь заверить ее, что это на ее бюджете не сильно отобразится. Стоимость коммунальных услуг, в нашем словесном договоре, входит в мою квартирную плату. Впрочем, за долгие годы жизни в селе, я хорошо выучил азы экономии ресурсов так необходимых для жизненных потребностей человека. Тогда я говорю своей хозяйке:
     - Компьютер берет из сети очень мало энергии.
     Это ненадолго успокаивает ее.
     - Тоби хоть шось платять за тэ, шо ты часами седыш за столом? – Подходит она с другой стороны.
     В этом ракурсе, ее вопрос уже требует от меня настоящего ответа.
     Услышав отрицательный ответ, она непонимающе смотрит на меня.
     Обывателю трудно уразуметь, что за настоящую литературу никогда ничего не платили сильные мира сего, потому что она будит совесть, взывает к человеческим чувствам, задает неудобные философские вопросы, на которые у них нет ответов, поскольку они избрали тот путь в жизни, который обязательно заведет человечество в тупик. Возможно, только, что дорога не покажется такой скучной и долгой, как истинный путь к спасению человеческой души.
     Мы гости на этой грешной земле, скоро все уйдем отсюда, оставляя здесь все материальное, что скопили или своровали, отобрав его у менее расторопных сограждан, уча собственным примером подрастающее поколения, забирая с собою только духовное, что сумели скопить за эту быстротекущую жизнь.

6

     Я плачу ей только за небольшую комнатку. За эту небольшую коморку, заставленную огромными гардеробами, забитыми, я так понял, разными давно вышедшими из моды вещами, старой одеждой, которую они с мужем так долго скупали, где только можно. Все эти огромные гробы набиты тем, что некогда составляло ее жизнь, а теперь припадало пылью, поскольку эти вещи, по-прежнему, имеют для нее бывшую цену. Она может говорить о прежних покупках часами, когда, и по какой цене они достали ту же радиолу «Романтика», приобретенную за огромные по тем временам деньги. С той же оперы пылится в этом музее телевизор «Горизонт», выпущенный в Минске не ближе чем в начале 70-х. На них припадают пылью многочисленные книги классиков социалистического реализма.
     Признаюсь, как на духу, что просторное прозаическое сочинение поэта Долматовского о своей жизни «Былое», заключенное в толстый том, набитый мелкими буковками, я прочитал с большим интересом уже в первые месяцы нашего совместного проживания с Анной Степановной.
     В мое распоряжение Анна Степановна предоставила кровать советского образца. Другая, загромождая и без того полутемную комнату, наводя мой ум на разные вопросы, стоит, дожидаясь другого своего узника.
     Как эти кровати оказались в этом доме? Об этом можно только догадываться, как люди, достававшие их, с кем-то договаривались, платили тем деньги, нанимали для себя машину, чтоб доправить их сюда, пили, обмывая их. Теперь эти кровати навсегда, при жизни Анны Степановны, заняли свои почетные место в этой комнатушке-музее. Они мешают мне вместить хоть один столик, так необходимый мне для творческой работы. (После чего мне приходиться постоянно находиться в просторном зале, ставя свой рабочий электронный агрегат на единственный покрытый тяжелой скатертью стол, чтоб в окружении дивана, каких-то важных стульев, в количестве пяти штук, купленных недавно на каком-то распродаже имущества обанкротившейся фирмы всего за тысячу гривен, среди которых, изгоями, находятся тех два, - колченогих и убогих советских «дедушек», - на которых должен садится я, когда работаю или гляжу в телевизор). Эта сегрегация меня тешит и веселит.
     В это время меня окружают серванты, наполненные фарфоровыми сервизами, состоящие из изделий и безделушек советского периода, которые украшали все обывательские гнезда советского периода. Какие-то стеклянные вазы, с которых выглядывают колосья. Рыба и счастливые украинцы. Фотография молодой четы, в рамках висит на стене. Картину «Три богатыря», правда, я нашел только в кухне. Выполненная каким-то доморощенным мастером, она, почему-то, оказалась не в моей комнате, а только в летней кухне, в дружном и спитом коллективе строителей. Недавно, чистя ее с дочерью, Анна Степановна, почему-то, не вернула ее в дом.
     Вообще в Анны Сергеевны, кроме меня, живет еще целая бригада строителей. Живет давно, так же как и я, давно, более двух лет. С тех пор, когда столица переживала строительный бум, они вселились сюда, вместе со своими привычками, которые никогда не покидают их.
     Это было время, когда на Видубичах и Святошине, бродили толпы пьяных, бывших колхозников. Они деловито заполняли пространство самых обветшалых промышленных зон, заполняя общежития, все подобные щели, оставляя после себя тонны пластикового мусора перед супермаркетами; сидя в многочисленных «наливайках», гудя ульями с утра до ночи.
     Сейчас эта публика во многом схлынула; остались только самые стойкие. Тем, которым даже в селе дела не нашлось. Они пережили зимою пик кризиса, находя себе работу, за которою им, подчас, ничего не платили, но которую правдами или неправдами заставляют делать наши доморощенные богачи.
     Эта бригада строителей во всем замечательна сама собою. О ней можно говорить часами.
     Она оформилась еще в первый год совместного проживания на жилплощади временно предоставленной Анной Степановной. Вначале ею верховодил Вовка.
     Это был дебелый парень, самого обычного сельского типа, которые проработав в селе пол жизни, дослужились там до каких-то незначительных должностей. Этот был начальником пожарной команды. Пил себе человек с бригадирами, председателем колхоза, его заместителями, постепенно подымаясь по служебной лестнице. В первую очередь ему завозили корма с выращенного урожая, поскольку он находился в признанной элите колхозников, пользовался заслуженным авторитетом у всех своих собутыльников, его уже приняли в партию, пока эта лафа, с распадом СССР, не закончилась. Несколько попыток реформировать это порождение сталинского режима для захвативших власть в Украине чиновников не привели к ожидаемым результатам. Такие Вовки, как этот, что жил в Анны Степановны, не дали работать ей нормально.
     …Вовка вел себя, как настоящий бригадир. Он доставал заказы, договаривался, защищал ее своей силой. А еще он лечил хозяйку, делая ей массаж. Огромной силы был человек.
     Но, одна черта, которую уже нельзя было скрыть, это то, что Вовка уже пил запоями. Когда они получали деньги за выполненную работу, они дружно уходили в запой. Как, правило, это продолжалось какую-то неделю, но итог был однозначен, оба хватали «белочку».
     Потом, по вызову хозяйки, являлась бригада услужливых медиков на скорой помощи, давали им уколы. Еще пару дней парни приходили в себя, оправлялись от пережитого шока, собирались на работу.
     На момент моего вселения там остались жить только Вовка и Леша, родом с Ровенской области. Именно на таланте этого Леши складывать в стены эти кирпичи и держалась вся эта компания.
     После «белочки», они снова оправлялись, и начинали упорно зарабатывать себе деньги на новый запой. Недели три бригада, не покладая мозолистых рук с шершавой кожей, трудились на хозяина, складывая до кучи кирпичи.
     После чего все повторялось с завидной постоянностью. Они получали честно заработанные деньги, покупали «Хлебный дар», уходили снова в глубокий запой, который неизменно заканчивающийся белой горячкой, после чего Анна Степановна вызывала бригаду медиков, которая делала им по успокоительному уколу, после чего уходило три дня на поправку, и снова стройка, недели самоотверженного качественного труда…
     Это продолжалось до тех пор, пока Вовка, находясь на строительном объекте, «не начал чудить», как это показалось Леше. С ними уже тогда, в качестве сварщика, работал и двоюродный брат Вовки, мобилизированный с какого-то заброшенного села. Вовка упаковал в стену, вместо кирпичей, мобилку и часы… Это всполошило остальных членов бригады, и они, - не дожидаясь Анны Степановны, - вызвали сами медиков. Вовку отвезли в Кичеево, где продержали в реальной психушке несколько недель.
     Бригада в полном составе таскала ему еду.
     Увиденное там настолько потрясло их сознание, что они несколько месяцев не пили водку вообще. Как отрезало. После чего грянул кризис, и, бригада, несколько месяцев покуролесив по Украине приобрела, наконец-то, законченный вид.
     После Бердянска она потеряла своего бессменного бригадира Вовку. Он уехал в свое село, названивает Леше, но тот стойко отвечает ему, что кризис продолжается, что работы нет. На самом деле бригада, усиленная новыми дееспособными членами, успешно трудится здесь, уже под Киевом. Тяжелые времена, похоже, остались для нее в прошлом, как и Вовка, который терроризировал ее на правах «незаменимого» лидера.
     К ним добавились только Толик, брат Леши, и некто Василий, прекрасно сбитый парень, отсидевший за убийство.
     По каким-то чисто вторичным признакам, киношным образам засевшим в мое воображение летописца еще из детства, - он явился сюда из фильма «Мы из Кронштадта», - в свое время был такой идеологически выдержанный фильм, - выражавшихся в какой-то внешней схожести с образом матроса, с вразвалочку идущий по жизни.
     Василий мечтает найти здесь женщину, чтоб пережить с нею зиму, а возможно, и остаться с нею навсегда. Он нагловат, но это, похоже, нравится некоторым женщинам. Однажды он вернулся с Нежина посреди ночи, после того, как его выгнала очередная пассия. Анна Степановна разразилась на это фиаско тем, что рассказала о его похождениях под Киевом.
     «- Меньшэ нада по б...дям ходить! – Сделала, она, свой однозначный вывод, относительно своего нового квартиранта. - Вын ужэ жив у Бучи з хорошою жэнщиною. Так вона його выгнала, бо вын звьязався щэ з одною!»
     Сейчас Василий не живет у нее, очевидно, все-таки нашел искомую даму сердца. Ведь известно давно, что: «Кто ищет, тот всегда найдет»!

7

     …Не знаю, почему я привязался к этой пожилой женщине. Теперь я легко могу сказать себе эти слова, произнося их в душе, слова которые я давно никому не говорил, да и произносил я их всего-то один или два раза в жизни, не привык ими разбрасываться ибо, как автор, боюсь врать, ибо неправда, как ржа, губит творчество. Я говорю себе, что: мой друг – Анна Степановна.
     Допускаю, что с годами во мне пробудились те чувства, которые всю жизнь я глубоко скрывал в себе, не развивал, прятал от других.
     Благодаря Анне Степановне, я научился лучше понимать этих малосимпатичных для меня людей, беспощадных и злых в своей массе, и чутких и добрых если разглядывать их поближе, находясь на расстоянии вытянутой руки. Я давно уже душою ушел с их мира, - когда-то в молодости мечтая даже добраться до Ауровиля, - есть такой город на планете Земля, созданный последователями учения Шри Ауробиндо, - решивших сообществом многих добрых и сильных духом людей создать новую породу будущих жителей планеты. Собирая компьютеры, выращивая полезные растения на почве созданной собственными руками, строя свои прекрасные дома, чтоб на ИХ земле вырос город-сад. Люди там реализовывают себя в своем творчестве.
     Тогда я прошел только часть дороги туда. Все, что касалось моей внутренней жизни, я был уже там, на родине великого мыслителя, написал даже письмо и получил честный ответ…
     …Но чем дальше я продвигался по этому пути, тем глубже сталкивался с миром совка, соприкасаясь с которым нужно было много врать, прибегать к услугам низких и подлых людей, и платить, платить и платить… деньги, которых у меня никогда не было много, чтоб покинуть эту затхлую совковую резервацию.
     …В конце концов я начал строил с нуля такую же гармонию в себя на родине, в селе, поднявши землю с нуля, научившись на ней выращивать высокие урожаи картофеля, капусты и клубники.
     Все что мне надо было для жизни, я учился брать от природы. Но спаянное многолетней ненавистью к окружающему миру недогнившее на корню колхозное сообщество совков разрушило с помощью местного вождя племени Мумба-Юмба и его подручного прокурора М…хи, ментов и подчиняющимся им, воспитанных на крови и безнаказанности социально близких им бандитов разрушили этот хрупкий мир гармонии с природой.
     Теперь я легко адаптировался в столице. Мой внутренний мир сложен, но это позволяет генерировать силы для новых видов борьбы, которые предлагает мне неунывающий совок.
     Живу долгое время в городе, пишу повести и рассказы, работаю, получаю деньги, чтоб платить налоги, не как ваши олигархи и бандиты дорвавшиеся до власти, а как честный обыватель, плачу за проезды на транспорте, за квартиру, за Интернет, когда у меня есть деньги. Смотрю на безнравственных депутатов и политиков, которые плоть от плоти воры и бандиты, в действиях которых, в их словах и поступках отражаетесь вы, совки, как в капле мутной воды. Я не забываю старых обид, несу их в себе, как отметины или раны на сердце.
     Подсчитав, сколько полезного времени забрали у моего вдохновения в селе и здесь в городе, я тружусь здесь с удвоенной энергией. У меня, пока, все получается, или почти все. Я не дал им уничтожить себя в селе, - когда был полностью в руках их бандитов, когда меня обстреливали, а прокурор М…ха шил белыми нитками свои дела. Зачем я все делаю? Не знаю…
     Своим не восприятием моего творчества, совок всегда пытался заронить в меня сомнения, которые разрушили б меня изнутри, уничтожили. Действуя бессознательно, или по чьему-то злому умыслу, они творили зло, подразумевая, что творят это во имя добра.
     …Не знаю почему, но для меня, например, большой загадкой для себя остается тот факт, что я всею душою прикипел к этому обывателю, Анне Степановне.
     Казалось бы, все то, что есть в ней, должно было бы настораживать мою подозрительность к этому сословию людей. Их жизнь и правила поведения, меня всегда раздражали; я всегда откровенно настраивал внутри себя враждебно к ним, видел в них только вместилище мелких интрижек и козней, из-за которых приходилось претерпевать людям, которые, действительно, были заняты большим делом, умели трудиться, чего-то добивались своими знаниями и трудом.
     Цементируя сплетнями свой мирок, обыватели всегда жили дружно, создавая монолитные народы, как дом, в котором можно жить; империи, которые не щадили никого и ничто, жили разрушая чужое, приспосабливая шедевры для своего быта. Не счесть на планете великих творений ее гениев, которые были в свое время разрушены беспощадным обывательским племенем варваров, чтоб утвердить свою безликую практичную культуру, основанную на безвкусице. С искореженными очередной идеологией правящего класса душами, уверенные в своей правоте, обыватели всемерно навязывали окружающему их миру свое мнение, свое ушибленное страхом мировоззрение. О его пагубных привычках, которые давно уже стали его второй натурой, сложены великие книги, начиная с Дон Кихота и заканчивая творениями уровня «Маленького принца».
     Обыватель – это какой-то усредненный для меня тип, который оккупировал всю планету Земля, завоевав все самые плодородные и пригодные для проживания участки суши. Никто так не умеет так приспосабливаться до выживания, как этот обыватель, потому что только он, как таракан, способен выжить в любых условиях.
     В свое время я подолгу жил на Севере, в комнатах общежитий, были только люди и тараканы. Обоих представителей было много. Днем люди пили в комнатах брагу, а ночью все стены ее и потолок, покрывали черные, кажущиеся в темноте огромными, тараканы. Насекомые слегка шевелились, ползая по ровным поверхностям, создавая законченную картину грядущего апокалипсиса. Это был год Чернобыльской катастрофы, и все говорили об этом.
     Анне Степановне, с трудом, но, все же, удалось заронить в меня семена элементарного уважения к этому огромному племени, которое считается добрым и злым, жадным и трогательным в своей неоправданной щедрости к себе подобным, селится огромными колониями, потому что это приносит им устойчивую возможность выжить своей отдельной популяцией.
     Все нюансы, которые касаются их существования в этой среде, тут же обговариваются, и по этому вескому поводу выносится всегда строгий вердикт, который подчас бывает справедливее решения любого суда, но чаще всего, это, к вящему сожалению не имеет ничего общего с настоящей справедливостью. Только страх очередных потерь заставляет обывателя обирать себе вожака из навязанных лидеров, что подчас ставит их популяцию на грань выживания. Я знаю, что они выживут, как выживали до сих пор, маленькими радостями, смехом, оправдывая свой животный страх, перед неизвестностью бесконечно продолжаемого процесса жизни человеческого рода.
     …За 600 гривен в месяц, я имею теперь возможность заглянуть в этот сложный для понимания мир, наблюдать за минутами счастливой старости Анны Степановны.
     Она шепчет перед телевизором свои молитвы, над больной ногой, заклиная свою «рожу», а я пишу о ней.
     …И вот, совсем недавно, - месяц назад, - Анна Степановна, зацепившись за половик, неудачно приземлилась на пол, сломав в колене какую-то мелкую косточку, чем всполошила все свое окружение. Каждый день ее навещали дочери и подруги, желали выздоровлений.
     Дочери, даже, попытались выбросить из передней все ее половые тряпки, завоженные до дыр, но Анна Степановна, усилием своей воли, не дала провести этот кощунственный акт, сославшись на то, что выбросит их тогда, когда постелет линолеум.
     Об этом ставшем знаменитом линолеуме я давно уже знаю почти все, как его доставали они с мужем, но что-то постоянно мешало им его постелить. Прошло несколько лет, а линолеум так и остался не постеленным. (После скоропостижной смерти ее Василия, мне кажется, - это вообще будет сделать проблематично). Хотя в том году, Анна Степановна доказала мне, что умеет делать поступки на старости лет, она поменяла газовый котел старого образца, - который больше отапливал окружающий мир чем ее дом, - на современный, более экономичный.
     Анна Степановна не хочет помирать, но постоянно напоминает, что в ее роду люди доживают только до восьмидесяти лет, - (ей около этого), - и ей тоже надо собираться. Вчера возле телевизора, увидев на экране столетнюю старушку, играющую на пианино, она выступила с пространной речью, что она, наверное, не доживет до таких лет.
     Но, мне, почему-то, снова верится в то, что через три месяца явится в ее жизнь весна, и она снова высадит возле своего дома любимые чернобрывци и сальвии. К ним она прибавит еще и те цветы, семена которых она собирала под усадьбами нуворышей, регулярно селящихся в непосредственной близости от ее дома. Эти цветы, - пришельцы с другого мира, - приживаются на ее сотках, создавая гротескную картину современности. Старый обыватель пытается хоть чем-то быть похожим на новых завоевателей украинской земли.
     На ее грядках по-прежнему вырастут огурцы и помидоры. Той осенью она, возле винограда и абрикоса посаженного в том году, посадила еще какую-то плодоносную ежевику, которую привез ей Леша из Ровенской области. Леша сказал своей хозяйке, что невзрачное вьющееся растение дает по ведру ягод, и Анна Степановна загорелась желанием иметь ее на своем участке. В этом же году в нее появилось много саженцев алых роз.
     «Троянды й выноград, красывэ та корыснэ». - Всплыли по этому поводу в уме слова украинского советского классика Максима Рыльского.