На финише 20 века, забытое богом село, пережило небольшой ренессанс. В него, стали возвращаться некоторые те, кто в 70-е годы, покинул родные пенаты.
     Обживать медвежьи углы в Советском Союзе, отправлялись полные сил и энергии молодые люди, а возвращались, в большинстве своем, убитые жизнью алкоголики. Чтоб, по инерции, завершить здесь свое земное существование.
     Здесь, у тихих заводей спокойного в своем течении Сейма, закончился тернистый путь многих сельчан.
     Жизнь в таком селе, отмечена некоторой цикличностью. Люди, живущие здесь, принадлежать природе больше, чем всему «прогрессивному» человечеству.
     Уже к началу зимы, все биологические процессы в селе начинают заметно замедляться. Активная фаза существования как бы прекращается, вводя все население в состояние близкое к анабиозу. Что делает сельскую жизнь, для невнимательного наблюдателя, достаточно серой и малозаметной для описания.
     Облаченные в замусоленные фуфайки колхозники, до самой весны, будут неторопливо обихаживать свои хозяйства.
     Даже восьмилетнего образования станет достаточно, чтоб увидеть в этом наглядное пособие к старому учебнику истории. Откроются во всей своей неприглядной правдоподобности натуральные хозяйства, существовавшие когда-то при средневековом феодализме.
     Обобществленная, еще в начале 30-х годов, пахотная земля, здесь, - в 90-х, - не без горечи надо признать, - благополучно заброшена ее «хозяевами». Колхозные стада, влачат очень примитивное существование.
     …Однажды мне, невольно, пришлось наблюдать исход этих несчастных коров из колхозного Освенцима. Бредут себе по дороге мосластые существа (кости обтянутые кожей). В голодных глазах читается глубокая, неизъяснимая тоска. Казалось, что одного дуновения ветра будет достаточно, чтоб смести это стадо в протекающую рядом канаву. Они бредут в Хоцево, к вожделенной травке. В самые ближайшие дни, многие из буренок, отбросят на том лугу копыта. Упругий, весенний ветер, еще долго будет потом, гонять тлетворный дух гниения их изнеможенной плоти...
     Это были уже жалкие ошметки некогда огромной череды.
     Перед тем, как испустить свой боевой дух, чиновники в Советском Союзе, додумались поручить этому догнивающему селу, свои тучные стада. Желание спасти себя в сталинской колхозной системе хозяйствования, подвело государственных мужей.
     Через биржу труда, они направили сюда каких-то неприкаянных по жизни людей…
     …О тех временах, остались самые приятные воспоминания. За пару лет, не дав разваливающемуся на части государству ощутимой пользы, ленивые колхозники живо управились со всем этим изобилием.
     …Те лета, канули в мифическую Лету, оставив селу ворох неразрешимых проблем. От которых, оно, не смогло уже оправиться…
     …Колхоз еще, некоторое время, оставался существовать только на бумаге, служа немногим семьям, надежным способом выколачивания денег из государственной казны...
      (- Не станем кормить, - страна с голоду выдохнет! – Общество еще обращало внимание на эти душераздирающие вопли, доносившихся из луженых глоток некоторых политиков).
     Это было похоже на настоящий саботаж, но с этим позором привычно мирились, и, гробя свой гордый национальный дух, потакали необузданной алчности многочисленных засекреченных агентов влияния (сексотов), расставленных на хлебных местах прошлым колониальным режимом.
     Это были уже дети тех, кого когда-то призвали управлять и следить, разом заочно «образовав» их в начале 70-х годов, в ближайших педагогических вузах. Закончившие вузы «с красными дипломами», дети, уже как «настоящие» специалисты, должны были научиться выживать в новых условиях.
     Они заводили по селам настоящие восточные гаремы. Устраивали себе «дворянские» гнезда. Приучали жить себя так, как представляли себя, живут настоящие вельможи!
     Это они истребили в то время, в окрестных лесах, очень редкостных зубров, завезенных когда-то из Беловежской пущи. На «царские» охоты, они приглашали чиновников из районного центра, от подачек которых, во многом, зависело их благополучие…
     …Спитые мужичонки, первыми сгинули от дикого эксперимента, которым было подвержено «колхозное село». Искусственные голодоморы и кровопролитные войны 30-40–х годов, алкогольный угар, бандитизм, - эти обстоятельства быстро прибрали из поверхности земли, непрезентабельное настоящее украинского села. В хатах оставались доживать только вековелые старухи.
     …Стекает с лица земли уже не соль, а вся эта нелепая, отжившая свой век колхозная жизнь. В антураже покрытых шифером хат и сараев. Только торчащие за плотными заборами деревья, безучастно и меланхолично взирают на этот обязательный финал...
     За каждой такой хатой ощущается просторный клочок огорода.
     Белое пятно флага не существующей лет пять страны, который давно уже превратился из красного, в серый. Выполосканный ливнями лоскут, больше смахивает на позорный символ капитуляции.
      « - Почему до сих пор еще висит такой?», - спрашиваю у председательши.
     Она корчит из себя стойкую коммунистку. В присутствии колхозников, даже уполномочивает себя, на «достойный» ответ:
     « - Другого, щэ, нэ прыслалы. В Тэрнополи щэ шиють!».
     …Клуб, построенный в тридцатые годы, в виде распластанной на земле буквы «Т». На чем тогда погорел прораб, - как «скрытый троцкист», пособник Льва Троцкого. Бесследно сгинул на «архипелаге ГУЛАГ» (Сгорит в начале следующего века).
     …Сейм, старицы, превращенная в грязную канаву после пагубной мелиорации в 70-х, небольшая речка Осога, многочисленные озера, болота, камыши, заросли лоз, темные полоски лесов. Это создает вокруг села совершеннейшую пастораль с домашними коровками и пастушками на заливных лугах.
     Каждая весна привносит в жизнь села новое оживление. На огороде появятся мужики, словно после зимней спячки. Развезут навоз, разбросают вилами, а потом и примутся за пахоту, которая превращается в праздник. Летом сюда будут наведываться одни только женщины. В то время, когда мужики, возьмутся уже за заготовку сена на обширных лугах...
     …Первым вернулся его величество, ЛЮМПЕН ПРОЛЕТАРИЙ. Воспетый в партийных гимнах, он быстро «растворил» дух в стройках развитого социализма. Пошатнул свое небезграничное здоровье там, в беспробудных пьянках. Бывшие милиционеры и «зашибатели» деньги на «стройках века», возвращались в село «мутным», извивистым ручейком.
     За ними, последовали те, немногие, кто, возвращаясь на круги своя, оставил городскую квартиру своим детям.
     …Наладив привычную для себя среду обитания. Они продолжали уничтожать алкоголь, как своего кровного врага и здесь, пропивая честно заработанные пенсии. Некоторые из них даже покупали себе хаты, но, как видится мне, своих хозяйств уже не заводили. Огородов тоже не возделывали. В них уже трудно было разглядеть хлебопашцев. Увлечение колхозами их недальновидных отцов, не прошло даром…
     Я знаю многие хаты, где собиралась вся эта братия. Я знаю все темы обсуждаемые в этой среде. Если не досужие сплетни, то это отголоски каких-то армейских подвигов. Армия, в которой они служили, была оккупационной и считалась одной из лучших в мире. Они были навсегда заражены ее тлетворным духом.
     …Сам я туда никогда не ходил, не участвовал в этих растлевающих беседах. Мое присутствие в этом селе, в большей степени, распространялось только на обширные клубничные грядки в огороде; сад, Сейм, лес Анему, куда я ездил на прогулки и за грибами. Все, что давало мне уверенность в моем будущем…
     …Продавая клубнику на базаре, я запасался всем необходимым. Как бы между всеми этими делами и прогулками, «стучал» на пишущей машинке рассказы для киевских газет.
     …Как минимум, пару раз в неделю, мне приходилось отправляться в сельский магазин за хлебом насущным. Это настоящее предприятие, чем-то напоминало обязательный ритуал.
     …Однажды я встретил возле магазина бывшего шахтера. Он только что вернулся с шахт Донбасса. Проживал где-то в районе Донецка.
     По его словам, перед тем как вернуться домой, ему пришлось похоронить на Донбассе свою жену, скоропостижно скончавшуюся от рака. Он пообещал ей «на могиле», довести до ума уже подрастающих детей.
     Сам он, вспоминает, не раз был на волосок от верной гибели. Однажды, лопнувший в шахте трос, хлестнул его концом так, что пришлось не один месяц проваляться в больнице. Его дочь, в соседнем селе, заканчивала выпускной класс.
     Он упоминает о сыне, живущем в Москве. Сказал только то, что:
     « - Холодильник у сына, полностью забит едой!».
     Подошедшая мать, предусмотрительно увела его в сторону. Колхозники со мной общаться опасались. Я «не умею жить в ладах с местным начальством». Сексот давно уже точил зуб на меня. Общение со мной, могло плохо сказаться на репутации ее сына.
     …Через полгода, дочь бывшего шахтера закончила школу. Она одного возраста с моим племянником. Впервые увидел ее возле магазина, разговаривающую со своим сверстником. На вид, она, очень разбитная горожанка.
     Здесь, я узнал, что она собирается отправиться в Москву.
     …Бывший шахтер, еще больше возгордился, что его дети устроили свою судьбу в этом всеядном городе. Меня поймут многие те, кто живет на Донбассе. Отправляясь на жительство в Москву, молодые люди, как бы, начали жить представлениями своих родителей. Те, всегда мечтали о таком счастье!..
     …Скоро я узнал, что бывший шахтер еще раз поехал в гости к своим детям. Вернувшись, К.Г.В., ничего не говоря, взял веревку, и повесился в собственном сарае.

2008 год