12.Санька

      …С начала мая – я стропальщик. Меня регулярно отправляют на станцию Войновка: выгружать с вагонов прибывающие из Чебоксар железобетонные изделия, которые необходимы на стройке. Это: плиты перекрытия, ригеля, колонны.
      Я напарник у стропальщика, Саньки. Он с какой-то станции, что под Тюменью. Здесь, я так понял из его слов, он познакомился с девушкой, которая, догадался я, и сделала с него законченного наркошу. Теперь он остается на подработку, чтоб обеспечить ее деньгами. Но денег ему все равно не хватает. Он в долгах, как в шелках.
      Сразу же по приезду на станцию, он постоянно куда-то исчезает...
      - Ходит кривазот нюхать! – говорит крановой Сергей.
      Авторитетный Александров прозвал Саньку - Синеглазкой. Мне трудно согласиться с таким утверждением, поскольку я вижу, что глаза у Саньки были не из синя синие, как следовало понимать его новое прозвище (погонялово), а всего лишь: грязно-синие. При этом грязного тумана в них гораздо больше, чем ясного безоблачного неба.
      Санька быстро выучил меня азам этой профессии. С тех пор я считаю себя настоящим стропальщиком. Хотя Санька числится здесь настоящим наркоманом, он блестяще знает свое дело. За увлечение наркотиками, его скоро выгонят со стройки.
      Об этом я узнаю в самую последнюю очередь. От меня этот факт тщательно скрывают.
      Разве б Александров мог допустить, чтоб презираемый хохол первым узнал о такой проблеме «великой русской нации»?..
      Меня тоже попытались убрать со стройки. Они науськивали на меня главного инженера Иванова, пока того не уволил Гощар.
      - Я сам вижу: кто здесь хорошо работает, а кто плохо! – Сказал он Иванову, когда тот попытался меня выгнать. - К его работе у меня никаких претензий нет. А вот к другим работничкам – есть много...
      Для Гощара, как делового человека, было важно удержать на своей стройке как можно больше добросовестных работников, а не распространять этот постылый шовинизм, который обуревал в то время всеми россиянами.
      Александров сразу же притих. Перестал преследовать тех, кто, не считаясь с его наставлениями: бороться с гастарбайтерами, - смели еще подавать мне руку. Таких было много среди исконно русских людей. Вся эта великодержавная возня на стройке, гроша ломаного не стояла. Здесь, глубоко в Сибири, никто ведь не посягал на устои российской государственности. К чему тогда кичиться своей исключительностью там, где приходилось одинаково всем тяжело работать?..
      Перед уходом, Саньку долго прорабатывали в прорабской.
      - Признайся, Санька, ты колешься? – Допрашивала его Валентина Дмитриевна (Шапокляк). – Тебе нельзя оставаться на стройке. Вдруг ты свалишься с высоты? кому тогда отвечать?..
      Санька молчал, как партизан на допросе…
      Через месяц, я встретил его возле «Рентала». Он приходил зачем-то на стройку.
      - Что-то давно тебя не видно. Ты, где пропадаешь?
      - Да, вот… поцапался с ментами. Дело теперь шьют, – отвечал Санька, отводя свой взгляд в сторону.
      Замели, видать, Саньку, как наркомана. А стропальщик он был знатный. После нас, ведь, эти плиты перекрытия, стали ломать, словно спички. И все из-за того, что не умели правильно установить прокладки между ними...