11. Дело Дурнёва

      Всякий раз, являясь на работу, я вынужден заходить в вагончик. Контингент его вот уже месяц почти не меняется. Сварщик Александров, стропальщик Лобов, его друг и коллега по ремеслу Дурнев, сварщик Женя, отсидевший на зоне, его худосочий помощник Мумырев, стропальщик Сашка, которого все подозревают, что он наркоман. Еще несколько статистов, однажды появившихся на этой стройке века, и так же быстро исчезнувшие, не выдержав условий труда. В такой же строгой последовательности они и рассаживаются за длинным столом.
      Единственный - «чистый» - на всю стройку разнорабочий – ваш покорный слуга, пишущий свои заметки.
      Сюда приходят на перекуры, «пить чай-кофе». После каждого посещения вагончика, эта хорошо спитая компания, «синеет» буквально на глазах. Если б собрать всю водку, что была выпита в этом вагончике, в ней хватило б утопить слона. После обеда все обитатели вагончика - уже никакие! Гощар постоянно выкидывает их пачками, а потом, после определенного разговора, по одному возвращает назад. Каждый раз, оставляя кого-то за бортом этого корабля.
      Пьяная болтовня за столом вертится исключительно вокруг каких-то армейских подвигов.
      …Во главе стола бывший морячок Александров, корчит из себя настоящего авторитета. Стол в этой полу-уголовной среде имеет тот же тюремный статус, что и в камере. Сварщик Александров восседает в «своем» вертящемся кресле, как настоящий государь на троне. Александров - неформальный лидер всей этой полукриминальной группировки. Идеи, исповедующиеся этой социальной группой людей, часто имеют чисто националистическую, великодержавную суть.
      Очевидно – это была настоящая идеология целой страны; поскольку на более низком уровне она приобретает самые извращенные и уродливые формы, которые не оставляют любому человеку попавшему в нее никакого выбора, кроме как ассимилироваться в подобную среду обитания. Ниже, как говорится, были уже только бомжи.
      Возле Александрова - бывший старший сержант, на должности старшины, Лобов, который пытается играть здесь роль своеобразного начальника штаба. Дальше: Дурнев – чинно: занимающий в этой компании должность замполита. Мелкий, худосочий Мумырев, свернувшийся калачиком, обычно спит в своем кресле. Он «гонец», гоняет за водкою в магазин. Гощар его держит исключительно из-за тетки, работающей в его бухгалтерии.
      Не пил из основных заседателей «круглого» стола в вагончике только побывавший на зоне Женя. Он «зашил» себе «торпеду». Мумырев поставляет ему всевозможные напитки…
      Однажды Лобов, скомандовал мне:
      - Или убирайтесь, или убирайтесь вон из нашего вагончика! – А чтоб я чего не подумал лишнего, добавил: - Я ведь тоже убираю…
      Очевидно, он спутал меня с каким-то «салабоном», которого можно заставить убирать после регулярных попоек армейских «дедов». Я не стал уточнять: « Кто, и как убирает?» - а оперативно, собрав свои вещички, перебрался в соседний вагончик каменщиков. Благо тот стоял рядышком, совершенно пустой. Полностью исчерпав неприятный инцидент.
      …Скоро на стройке появился «сын» Гощара, - Артур. После первого брака? Внебрачный?.. Скорее всего, это был посторонний человек, которого Гощар, за какие-то заслуги, взял себе на работу.
      Гощар снял ему квартиру в городе, и назначил зарплату в 1 тысячу долларов. Артур пользовался безграничным доверием директора. Он стал его глазами и ушами на стройке…
      Короче, с Украины, демобилизовавшись с тамошней армии, приехал в Тюмень молодой, подвижный юноша, которого Гощар назначил якобы кладовщиком. Однако, его полномочия простирались далеко за эти полномочия. Артур появлялся на стройке совершенно в неожиданных местах, как бы контролируя весь процесс возведения торгового центра в центре самой Тюмени.
      «Незаменимого» стропальщика Лобова, Гощар, все же, уволил, как говорится «с концами». Тот еще, какое-то время, не оставлял вагончик, пьянствуя в компании Александрова. Словно дожидаясь того случая, когда Артур намнет бывшему старшему сержанту бока, после чего тот надолго исчезнет с поля моего зрения...
      Его друг и по совместительству, собутыльник, со смешной фамилией Дурнёв, уволится чуть позже.
      Местный прокурор навязал Дурневу какую-то неприятную историю. Кажется, у Дурнева пытаясь оттяпать в свою пользу квартиру, втянув в это дело его родную сестру.
      Этим делом он напоминал мне Украину, прокурора Муху, который преследовал меня.
      Узнав об его несчастье, я советовал Дурнёву, как лучше всего поступать, ссылаясь на свой богатый жизненный опыт. Зная, чем заканчиваются подобные истории на моей абсолютно коррумпированной исторической родине, я настраивал его на длительную бескомпромиссную борьбу, советуя всем своим действиям придавать публичную огласку, чтоб не навлечь на себя еще большей беды. От услуг местных адвокатов, дабы сберечь свои деньги, я ему настоятельно советовал отказаться, так как, обычно, во всех подобных городах, действует одна и та же мафия…
      - Суть этой паскудной жизни, - наученный горькой судьбой я, поучал неофита Дурнева, – избежать необъявленной войны с местными чиновниками, (ментами, судьями, прокурорами), которую они навязали всему обществу. Эта одичавшая стая гиен порвет в коррумпированных джунглях любого.
      Но, коль уже кто-то положил недобрый глаз на тебя, как человека, то стоит после этого смотреть с этой минуты в оба глаза, не допуская никаких промахов и оплошностей, иначе подобные действия со стороны враждебно настраиваемой против него среды обитания, заканчиваются для преследуемого весьма плачевно. Жертву свяжут по рукам и ногам законами, которыми чиновники крутят, как цыган солнцем. Даже тюрьма не спасёт превращенную в грязную канаву человеческую судьбу, поскольку она окажется там в руках таких же воров, имеющих по понятиям исключительную власть в подобных местах.
      В тюрьме подобная камарилья довершает начатую на воле расправу над человеком без всяких проблем.
      - Следует всегда также помнить, что твоя жизнь, как попавшего под этот пресс - для всех звеньев в этой цепочке - не стоит больше, чем понюх табака, - уверял я Дурнева, ссылаясь на свой богатый опыт. - Это для них увлекательная забава, в которой принимают участие все подвластные прокурору службы города. Это та же охота, если хотишь знать. Поэтому с ними всегда надо разговаривать предельно вежливо и не в коем случае не реагировать на подковырки; сухо, деловым языком, не выдавая свое внутреннее состояние. Ничего не просить, не верить их словам-обещаниям, и, главное, не бояться. Эти главные правила поведения, должны уберечь человека от наихудшего варианта развитий события. Все о чем я сказал, я уже пережил в этом подобном Конотопе.
      - Твое положение, - говорил я ему, - тяжелое, но не безнадежное. Держись достойно, не давай им возможности загнать себя в угол. Можно и нужно врать, изворачиваться, включать дурака. Будь настоящим артистом. Не в коем случае не давай опрометчиво затянуть себя в их игру. Завлекай в это дело побольше людей. Оставляй пометы в газетах. Если остался один на один с ними, пиши: пропало! Чтоб там не случалось, постоянно обращайся в Москву, строча туда письма-жалобы…
      Не знаю, насколько точно он следовал моим предписаниям. Он скоро уволился со стройки. Я знаю, что он и писал, и ездил потом в Москву…
      …Иногда эта жертва прокурорского произвола появляется на стройке, подражая своими манерами одеваться и пластикой знаменитому итальянскому актёру Адриано Челентано. Всегда с аккуратненькой папочкой в руках, которая напичкана всяко-разными бумагами с гербовыми печатями. Все, как и у меня на Украине. Я видел множество подобных людей, обивающих высокие пороги вооруженные именно такой амуницией. Мне, честно сказать, стало очень жалко его времени. На что только уходит человеческая жизнь?! Он постоянно заговаривает со мной первым, с чего я делаю свой вывод, что он еще борется, что не все для него еще потеряно. Возможно, что он специально забегает ко мне, чтоб пообщаться в том же духе, чтоб в своих проповедях генерировал ему новые силы к этой неравной борьбе.
      Жилье стоит того, чтоб за него драться до последней капли крови...