7. Гаингда
В день своего вылета, уже ближе к полудню, Храмов оказался в аэропорту «Северный». Предстоял вылет на Подкаменную Тунгуску. Он едва ли чуть-чуть знал своих попутчиц в лицо, когда пару раз встречался с ними в здании Комплексной экспедиции.
Ими оказалось две молоденькие женщины лет по 25.
Девушки пришли, по всей видимости, со своими мужчинами.
Даже беглого взгляда на них, хватило Ивану, чтоб безошибочно определить, что та из них, которая Валентина, - выглядит почти совершенной красавицей; если б ее спортивную фигуру, не смазывала бьющая из нее внутри та самая энергетика, которая в корне определяет весьма деятельную, интеллектуально насыщенную натуру, что сразу же определяет отношение с нею. Сразу же выпадают из внимания какие-то мелкие шероховатости в ее внешнем облике; в этом, чуточку более толстом, чем необходимо для абсолютного совершенства кончике носа, что для таких зеленоглазых красавиц, как Валентина, было даже не главное, поскольку в таких характерах, было так много растворено откровенной эзотерики, что сразу же заставляло искать в них сходство, с весьма загадочными и таинственными представительницами параллельного мира. Роль булгаковской Маргариты, Валентина могла играть без всякого грима.
Ее напарница, Таня, ничем особо не выделялась. За ее курносой и конопатой внешностью невзрачной коренной сибирячки, можно было разглядеть разве только что простую мещанскую девушку, большую любительницу посплетничать. Во всяком случае, у Храмова, сразу же сложилось такое предвзятое мнение, что все сплетницы должны обязательно иметь такое серое, усыпанное веснушками лицо, какое было у этой Тани.
Обе стояли у железной ограды аэропорта. Рядом с ними стояли мужчины и их большие рюкзаки.
Пока они нацеловывались на все лето, Храмов вынужден был бесцельно слоняться по всему зданию, сквозь шум турбин лайнеров, вслушиваясь в объявления рейсов. Названия северных городов, овеянные романтической, усиленные через громкоговорители голоса дикторш, звучали для него неземной музыкой: Тикси, Диксон, Дудинка, Тура… Подкаменная Тунгуска…
Услышав названия этого рейса, его попутчицы заторопились.
…И вот уже замелькали за стеклом иллюминаторов Ан- 24 плоские крыши каких-то пакгаузов в аэропорту. Самолет стремился в огромное небо, одно на всех пассажиров. Летели над лежащими под ним подушками из белой ваты облаками. «Под крылом самолета о чем-то поёт зеленое море тайги».
Впрочем, самолет летел так высоко над облаками, через которые невозможно разглядеть: какого же на самом деле цвета было это бесконечное море тайги. А потом летательный аппарат и вовсе окунулся в серые сумерки.
Облака тут же, словно по команде диспетчера, расступились, и внизу стали видны редкие огоньки сиротливо сверкающие на огромных территориях этого черного теперь уже и бескрайнего края...
…В аэропорт поселка Бор, носящего имя «Подкаменная Тунгуска», они прилетели уже поздним вечером...
На едва различимой под ногами взлетной полосе Храмов видел металлические узорчатые полосы. Во время войны, с Аляски через этот аэропорт, на фронт летели американские «Аэрокобры» и «Дугласы» доставляемые Сталину по «ленд-лизу».
В темноте их нашла подруга начальницы, Тамара Георгиевна.
Сама Нина Андреевна Ермолова, снова куда-то улетучилась, договариваться с охотниками-промысловиками, оставляя у них на попечении бочки с бензином; разворачивая, таким образом, в прибрежных поселках на Подкаменной Тунгуске необычайно кипучую деятельность.
По прибытию в аэропорт, Ваня сразу же отобрал у красивой Вали ее тяжелый рюкзак и, взвалив его себе на плечи, - на согнутых ногах, - едва поспевал за девчонками по едва различимой в темноте уже тропинке. «Что можно туда наложить такое, чтоб он так давил его к земле? – Думал он дорогою. - Кирпичей? Судя по весу, можно построить собачью конуру».
- Я взяла три килограмма сала, - тем временем, рассказывала Валя своей подружке Тане: - десять килограммов гороха, риса – семь килограмм семь, пшена, которое тоже очень хорошо разваривается. На первых порах, я думаю, нам должно хватить. А, потом, будем прикупать. Ермолова говорила, что там есть какие-то кержацкие поселки…
Даже в темноте можно было любоваться ее ладненькой фигуркой натурщицы. «Она будет обязательно моей», - сказал он себе.
Тамара Георгиевна завела их в двухэтажный деревянный дом, со скрипучими деревянными ступенями.
В этом доме жили семьи геологов.
Все в квартирах таких домиков раскиданных на просторах Сибири напоминало, что их обыватели принадлежат к особенной касте. Это не обычная квартира интеллигента средней руки, а имеет свою геологическую начинку: это измеряется коллекций минералов и множество фотографий в альбомах с бородатыми людьми в застиранных ветровках и геологических костюмах; живописные виды окружающей природы. А во всем остальном, как обычно: небольшая библиотечка классической литературы, старательно подобранная по сериям: «Классики и современники», «Всемирная литература», «Поэтическая библиотека».
Три дня они прожили в этом гостеприимном доме, каждый день, отправляясь на высокий берег Енисея, где, внизу, возле своих моторок на берегу, еще копошились какие-то люди, готовясь к сезону. Тяжелые грязно-свинцовые волны, и проносящихся по ним на большой скорости моторные лодки, возле моторов которых, будто впаянные всадники, сидели какие-то люди. Дебаркадер у пристани, готовящийся принять большие туристические теплоходы, курсирующие всю навигацию по батюшке-Енисею. Стоящие возле берега самоходные баржи. В их числе, дожидаясь погрузки, стояла и та, что была под № 141, которая должна доставить их к какой-то загадочной Кузьмовке.
…Через три дня, самоходка под «Гаингда», оставляя за бортом пенный след, переплыла широкий в этом месте Енисей, и смело направилась в таёжные дебри.
Устье Подкаменной Тунгуски заглотнуло плоскодонное суденышко - и оно, как по пищеводу, начало творить свой поход вверх по течению.
Вода за бортом грязная, несла на себе много таёжного мусора; шипела и пенилась в прибрежных тальниках.
На правом берегу показался поселок Подкаменная Тунгуска.
- Маниловка, – уверенным голосом, сказала Таня.
- С чего ты взяла? – Спросила Валя. – Это в Гоголя так называлась деревня, в котором жил помещик-мечтатель, - говорила она. - А это – простой, судя по всему, поселок.
- Я все перепутала, – сказала Таня, и весело расхохоталась.
Они стояли у леерного ограждения, жмурясь от ветра. У всех было приподнятое настроение первого дня, когда еще не один комар не полакомился кровью, не один медведь не напугал, не натерто не одного мозоля на ногах. Все было ново: эта вспученная темными водами красивая по всем меркам таёжная река и подступившая к берегам дремучая тайга. На пологих склонах, ближе к берегу, местами, неприступно темнела елово-кедровая чаща.
К реке выходила невысокие заросли ольхи, рябин и ив, и уже под ними, имелся густой кустарниковый ярус - можжевельник, шиповник, жимолость, багульник.
Здесь в низовьях Подкаменной Тунгуски, если смотреть с высоты имеющихся гор, светлеют боры-брусничники и кедровники с примесями: елей, берез и лиственниц. На выходах магматических пород (долеритах) – по которым специализировался отряд Нины Андреевны, - преобладали кедрово-еловые леса с вкраплинами пихты. Где-то там, повыше, зажатые между горами в долинах, виднелись осины и березы. С обжитыми лиственницами крутыми склонами, которые образовали редины на болотах.
…Километрах в десяти- пятнадцати от устья Подкаменной Тунгуски, напротив устья Рыбачьей, самоходка причалила между тальника к более пологому, противоположному берегу. Капитан решил в этом месте заночевать, устроив себе небольшой праздник. Он праздновал очередной свой день рождения и, заодно, открытие навигации на речных просторах.
«Мореман», матрос, личность весьма занятная на просторах этой реки, тут же забросил удочки в волочащуюся привязанную к борту «Гаингды» дюралевую «казанку», предложа пассажирам попытать рыболовного счастья на Рыбачьей.
Вымазавшись противокомариной мазью, все с нескрываемым энтузиазмом восприняли его приглашение. Скоро вся ватага уже была на противоположном берегу…
Вручив каждому из новоиспеченных рыбаков по удочке, и зачем-то еще и пустое ведро, поскольку он был почти что уверен, что рыбы они никогда не поймают, поскольку ему самому можно бросать улов в лодку, то эта посуда, как бы, ему как бы оказалась совсем лишней. Объяснив этим свое решение, он, включив скорость, помчался вверх по Рыбачьей реке.
Помыкавшись среди можжевельника у самой кромки воды, вся компания начала сосредотачиваться возле большой стрелки.
Не доходя этого места, он услышал победный вопль Валентины:
- Я уже поймала!
На крючке болтался небольшой серебристый харьюзок.
Ваня инстинктом добытчика почувствовал рыбное место. Он уже приноровился к беспокойному нраву этой речушки, определив искушенным взглядом опытного рыболова, прячущуюся здесь рыбу. Он выбрал место как раз напротив стрелки, где течение, поменяв направление, подкручивало под берег, - на выносе: унося на средину реки всякий таёжный мусор.
Поплавок тут же отреагировал на его интуитивное предположение. Он подсек, и тут же почувствовал на другом конце упругое сопротивление сильной рыбины. За этим последовало выуживание на берег отчаянно бьющегося в воде стограммового хариуса.
После чего он один за другим почти без перерыва выудил еще несколько штук красивых один в один светлых, серебристых хариусов.
Девчонки сообразили, что удача находится рядом, и они тут же взяли своего парня его в клещи. Стоило Ивану подцепить очередную рыбину, и начать менять червя на крючке, как его место заняла Валентина. И принялась, с присущим всем женщинам азартом, принялась таскать из воды один за другим небольших 100-грамовых красавцев. Ваня впервые столкнулся с определяющими параметрами этого сильного характера: захватывать и удерживать во всем пальму первенства, чего бы это ей не стоило. Подчиняя себе мужиков, она пускала в ход все женские уловки, которыми владела безукоризненно. Она имела не только выгоду от мужиков, но умела получать от этого удовольствие. Добившись своих целей, она могла сколько угодно давать обвинять свое женское начало в диком эгоизме, и даже жадности, которой наградила природа всякую самку, дабы та могла вовремя позаботиться о своем потомстве.
- Ты, Валя, работаешь, как небольшой сейнер, - только и всего, что нашел сказать ей Ваня, отправляясь на поиски нового, уловистого места.
Валентина не ответила ничего, вся, уйдя в азарт.
Через пару часов, ведерко оставалось рядом с нею, было наполнено хариусами.
Явился Мореман. В лодке у него лежала пара заморенных сижков.
- Не клюет, - сокрушенно признался Мореман. – Видно, что хариус еще не весь зашел на нерестилища, - безапелляционным тоном знатока, пытаелся оправдать свой пролет Мореман, и, тут же, в поле зрения ему попало ведерко, набитое рыбой. У него чуть не отвалилась нижняя челюсть! – Это, что? Это вы здесь наловили? Не шутите?
- Придется поверить, - сказал Храмов. - Это Валя за нас всех постаралась...
- Да, ладно, - промычал Мореман. – Что-то с области фантастики!
- Представь, себе. – Вставляет свое коронное слово Валентина. Этим словом, она умеет передать полную гамму всех своих чувств.
- Будет уха, - сказал матрос. – А я опасался, что останемся сегодня не солено хлебавши…
Через пару часов, жена капитана, - она же кок на этом суденышке, - подала на стол в камбузе, настоящую рыбацкую юшку.
Отпраздновав свое появление на реке небольшим количеством водки, разделенной между мужским населением самоходной баржи (женское – только пригубило), все дружно отправились на покой.
Определив своим местом ночевки над двигателями, геологи разложили в этом месте свои спальники. Металл на этом баку нагрелся так, что впору было ощущать на русской печке. Было б совсем хорошо, если б, донимающие своим зудом полчища комаров, висящие над головами черными папахами, не потребовали за исполнение своей гнусной оратории писклявыми голосами с хором птиц в прибрежных тальниках, непомерную плату кровью от своих невольных слушателей.
Пришлось тщательно вымазывать себя средством от комарья. С этого момента, эта процедуру они вынуждены были выполнять с завидной последовательностью, на протяжении всего времени исполнении я своей трудовой повинности. В противном случае, комары б их просто загрызли бы, словно воздушные пираньи на реке Амазонка.
Так началась их самостоятельная жизнь на Подкаменной Тунгуске.
Утром, самоходная баржа двинулась дальше в глубь тайги.
В это время года, преобладает довольно-таки мрачная погода. В такие дни, тайга выглядит совсем неприступной. От нее идет сильный, специфичный запах гниения. Даже визуально, здесь отмечалось совсем мало выступающих камней, - все больше зеленела только что вылезающая из земли трава, - то, чем дальше в глубь, тем больше на берегу оставалось лежать серых каменных глыб.
Как-то незаметно, – за сеткой дождя, - промелькнул поселок Суломай – стольный град кетов. В два ряда стоящих, четырнадцать коттеджей, на высоком берегу…
Следующим поселком, должна была стать – кержацкая Кузьмовка, - порт приписки их груза. Дальше баржа, не шла.
Вездесущая Нина Андреевна, уже не раз побывала там. Она договорилась с кержаками, что те, за бензин, доставят ее подопечных на моторке до самого пункта назначения. Сама же начальница, как летучий голландец, снова растворилась на просторах тайги, оставляя за собой, только неизгладимую память в душах кержаков.
Храмов обязан был только ей своим присутствием в этом проекте.
…Баржу встречала вся Кузьмовка. Вначале – высыпали на берег голубоглазые мал мала меньше мальчишки. За ними, чинно, выдерживая обязательное расстояние, потянулись остальные мужики: такие же самые голубоглазые северяне, только с рыжими бородами. Среди них, все же, один человек очень сильно выделялся с среды остальных аборигенов тем, что помимо черной бороды, имел на переносице еще и очки в черной оправе, с такими толстыми линзами, которые делали его похожим на какого-то разночинца начала века, может даже сосланного сюда за какую-то революционную деятельность против царского режима.
Когда геологи спустились по трапу на берег, там уже пребывало все мужское население поселка.
Иван впервые увидел настоящих кержаков. Эти обитатели тайги, о которых в народе всегда ходило множество разных легенд, ничем на первый взгляд его не поразили. Считалось, что они держат для пришельцев в каждом доме специальную утварь, с которой сами не едят и не пьют. Что они молятся как-то особенно, и совсем не потребляют водки...
Эти мифы начали таять буквально на глазах. Кержаки, сразу же, предложили Ивану выпить: «Давай выпьем, отметим нашу встречу».
Но, девчонки, сразу же, заартачились. Жизненное кредо Валентины, не позволяло ей выпускать кого-то из орбиты своего влияния.
Она смотрела на Ивана, как на своего подчиненного, которого не стоит «распускать».
- Не пей, Ваня! – Сказала Валентина.
Кержакам ее слова явно не понравились: неслыханное дело для этих краев, чтоб женщина, кто она не была, начала управлять мужиком. Для них такое положение в обществе, было настоящей дикостью!
Ваня опустился на свой рюкзак. Сюда же была доставлена водка, которой стали наполнять алюминиевые кружки. Водка была разлита на ликероводочном заводе в Красноярске всего лишь пару недель назад, судя по дате выставленной на этикетке, и, очевидно, была завезена сюда первой же самоходной баржей...
Валя категорически заявила мужикам:
- Наш Ваня, не пьет!
- А ты, боярыня, пошто за него ответ держишь? – Строго спрашивали у нее мужики. – Ноне, это вы к нам в гости пожаловали. Ты здесь не указ нам буди! Зело борзо!
- Не пей, Ваня, а то, козленочком станешь, – продолжала она уже без всякого апломба: – Нам-то еще вместе придется работать.
Храмов, сразу же, почувствовал себя витязем на развилке дорог. Масла в огонь подлил пьяный кето, неожиданно появившийся на берегу. Одет он был в медвежьи шкуры, выкрикивая какие-то проклятия на своем тарабарском языке, он тут же полез с кулаками на сразу же сникших девчонок. Взгляд у него пылал ненавистью. Мужики еле угомонили водкою пьяного дебошира...
Чувствуя свое бессилие победить вековые предрассудки, Валентина отвела Таню в бок, затравленным зверьком лишь посматривая в сторону пьющих мужиков. Словно ожидая, пока эмансипация достигнет этих далеких даже от Красноярска мест. Она потерпела локальное поражение в битве за Ивана, и это ее взбесило внутри…
…В это время к берегу причалила еще одна кержацкая деревянная лодка, вооруженная мощным «Вихрем». С нее вышел, довольно таки, высокий и неповоротливый с виду мужик, совсем не похожий на здешних кержаков.
В этого коренного русака были грубые черты лица, мясистый нос с угрями, толстые бесцветные губы, будто все высеченные из серого, тяжелого, обломка скалы. Он был облачен в обыкновенную штормовку; резиновые голенища болотников, были закатаны в несколько широких складок.
Ноги мужика при ходьбе в коленках несколько расходились в стороны, словно рессоры, пружиня, амортизируют таким образом довольно-таки крупный вес, крепкого на вид мужского тела.
Подойдя к рассевшимся на камнях мужикам, он поздоровался с каждым из них за руку, выслушивая их стенания.
- Они не дают Ване с нами выпить!
- Не по нашему это?..
- А я еще к этим юношам подрядился работать на лето, - сказал мужик, пожимая ладонь Храмова.
Роберт Иванович Шишко, житель Бора, поселился за семьдесят километров от этого поселка, на бывшей базе геологов, открывшей в этих местах месторождение сливной железной руды. Он работал в них проводником; сторожем. С тех пор, как геологи уехали на новое место работы, ему достались на Хакдасисе все их многочисленные постройки. Здесь и пекарня, и банька, и жилые помещения. Проложил себе путик, на котором промышлял соболей. Летом сушил лекарственные травы; заготовлял сорную рыбу в бочках…
Однажды ему пришла весточка из Бора, что в его избе, проездом с Севера, остановилась какая-то «вьюноша», которая не прочь переехать к нему жить на Хакдасис. Заехав по пути в Бор, к своей подруге, которая и убедила ее, остаться жить вместе с Робертом Ивановичем. С северными надбавками к пенсии, она хотела поселиться в Красноярске, где ее ждал родной брат. Подруга уговорила ее остаться жить с таежником; открыла ей избу Роберта Ивановича. Организовала первую встречу.
Отправившись на первое свидание, Роберт Иванович, чуть было не погиб: его лодка наскочила на топляк, после чего, он добирался уже до Енисея, лежа на киле перевернутой лодки. Они понравились друг другу, и Марья Ивановна (так звали теперь его жену) отправилась в Красноярск, к брату, чтоб переоформить на себя «Жигули», который везла с Крайнего Севера, проработав 25 лет диспетчером в аэропорту.
В этот день Мария Ивановна должна была вернуться назад.
Только, после обильного возлияния, в котором на равных правах участвовал Храмов, - кержак, по имени, Фаддей, объявил, что это ему поручено Ниной Андреевной доставить геологов на Хакдасис.
Невысокий кержак, с добрым выражением лица, наполовину заросшим бородой, тут же принес на плече свой «Нептун», установил его на облегченную лодку - «Крымку», - и красноречивым жестом руки, пригласил своих пассажиров занять места.
Высоко задрав нос, «Крымка» понеслась, прыгая по волнам…
Им открывались величественные и завораживающие виды диких таёжных чащ. За каждым поворотом реки, их ожидало что-то новое; берега реки не разу не повторялись, как это часто бывает на равнинных реках…
Только через несколько часов, они добрались к Хакдасису. На повороте, среди груды камней, они впервые увидели настоящую медведицу с пестуном.
Увидев ее, вся молодёжь на лодке, на радостях повыскакивала со своих мест и начала громко улюлюкать. Медведице, ничего не оставалось, как, следом за своим сынишкой, скрыться в тайге.
Ей предстояло прожить рядом с этими двуногими все лето. Медведица считала себя очень умной хозяйкой тайги, поэтому решила, не ссорится с первого дня с этими глупышами...
…Больше ее саму так никто здесь и не увидел, каждое утро лишь отмечая четкие отпечатки ступней лап ее на прибрежном песке…
