20. Татарчонок

      Ближе к осени, на стройке появилось две бригады «среднеазиатов». Одна бригада - из Узбекистана, а другая - из Таджикистана. В таджиков был бригадиром – «Сашка», (имена у них сложные для произношения, поэтому они берут себе псевдонимы); узбеками командовал – Азиз. Оба они подчинялись чеченцу «Мише».
      С Азизом, мы напивались каждое воскресенье. Надо было с мозгов смыть накипь усталости. Без этого трудно пережить тяжелый каждодневный труд. Этого не выдерживали даже мусульмане. Обычно начинали мы во второй половине дня, когда я возвращался с прогулки по городу.
      Мы закупали «на точке» разведенный спирт. Узбеки, в это время, готовили плов. В этих пьянках принимал участие и другой бригадир. Саша любил прихвастнуть в своих рассказах своими связями в Таджикистане. Обычный мужской разговор. потом он начинал бузить; мы его выгоняли.
      Со всех «крыш», чеченец Миша был самый деликатный в общении со мною. Учитывая его кавказское воспитание, эта черта характера меня приятно удивляла в нем. Он никогда не упирал на свою грубость, как это делают другие кавказцы, желая подчеркнуть свою особенность, а наоборот, старался показать себя вполне воспитанным человеком, который получил приличное образование. Для этого он всегда выделял меня из пестрой среды гастарбайтеров. С ним приятно было пообщаться на общие темы.
      Он рассказал мне о предстоящей поездке в Чечню. (Что-то там случилось в их тейпе). После поездки, он охотно отвечал на мои расспросы.
      - Спокойно, - говорил он об обстановке, – но, это только кажущееся спокойствие. Ненастоящее…
      И вот однажды, на стройку, этот чеченец, приволок отловленного на улице города бродяжку. Это был мелкий, плохо одетый татарчонок. Он отдал его в бригаду таджиков. Те заставляли его таскать тяжелые ведра с раствором. Он бегал для них за сигаретами. Платой ему служила обычная похлебка, которую они варили тут же на стройке.
      Этого раба божьего через какой-то промежуток времени заметили россияне и забрали к себе, с теми понятиями, что, мол: «Не гоже русскому бомжу работать на нехристей!».
      Бомж стал работать на них на тех же условиях, на которых он работал у среднеазиатов. Зарплату его, тут же, спускали на водку. (Что, собственно, добивались когда-то и от меня).
      Габибыч, заведующий участком, нарядил его еще во вполне приличные обноски своего сына. Поселили его в мою комнату.
      Глядя на этого, мелкого татарина, у меня постоянно возникал прилив какой-то острой, человеческой жалости. Вижу, что он, как человек, откликается на добро. Я начал его подкармливать, все больше проникаясь судьбой этого несчастного. Тут же выяснилось, что он родом был из Тобольска. Что он сирота; воспитывался в тамошнем детском доме. Он побывал уже в детской колонии, откуда его вытащил учитель. С него даже сняли судимость. Но это не прошло для него бесследно. Менты, на следствии, отбили ему почку. Они запирали его в тумбочке и бросали с высоты. Это называлось у этих нелюдей «вертолетом». От него добивались признания, где он дел велосипед, который, якобы, украл. Рассказывал о жизни в колонии. Потом, работал на Севере, где ему отбило пальцы ног, во время разгрузки швеллеров. На компенсацию, он купил родной сестре дом в деревне. Батрачил на каких-то людей. Побывал, судя по его рассказу, на птичьих правах, в Москве. Жил там в каком-то заброшенном бараке, занимая отдельную комнату. (Об этой комнате у него самые светлые воспоминания). В своей, в Тобольске, определенной ему государством в общежитии, как сироте, он дал, по его словам, пожить соседям. (Скорее всего, пропил или у него ее бесцеремонно отобрали).
      Стараясь хоть чем-то отблагодарить, этот обездоленный человек, взял на себя роль моего личного парикмахера. Через день он брил мне голову на лысо.
      Ко всем своим бедам, он оказался очень вшивым человеком, как в прямом, так и переносном значении этого слова. (Выяснится это, чуть позже). А, вначале, несмотря на свой хронический педикулез, этот татарчонок представлялся мне очень интересным собеседником. Длинными вечерами мы могли часами говорить об эстраде прошлого. Имена Барбары Стрейзенд, Сюзи Кватор и Криса Норманна звучали в нашей комнате неземной музыкой!
      Все это продолжалось до тех пор, пока он не получил свою первую зарплату на стройке. Три дня он не появлялся в комнате, где-то пил с новыми друзьями. Его приволокли в комнату, и бросили на верхние нары; сунув, под подушку, пластиковую бутыль джин-тоника.
      - Пусть, похмелится…
      Протрезвев, этот змееныш начал, почем зря, поносить мою горячо любимую Украину. Я незамедлительно урезал ему пайку, а потом и вовсе перестал кормить. Я видел, как мучительно переживает он приступы настоящего голода, но спуску ему не давал. На работе его, все же, немножко подкармливали.
      …Тогда же, к нам, подселили узбека, Анвара.