Последний романтик Советского Союза


      Грохот порога, и мягкость туманов,
      И светлого леса неспешная мудрость;
      Тебя окружают. Тебя поднимают! -
      Над серостью жизни, над узостью мысли.
      (стихи неизвестного романтика)

1. Мёртвое озеро


      В степной городок М., что на Севере Казахстана, живущий своей скучной и размеренной жизнью, в конце мая 198… года, словно бы материализовался из чистого света, один молодой человек, который своей подкупающей нарядностью так естественно вписался в этот погожий и чистый, солнечный рассвет.
      Правильный овал лица, был скомпонован по самым строгим законам математической симметрии, придавая набору отверстий и выступающих на нем органов прекрасный спектр обзора, осязания, обоняния и слуха...
      Этот молодой человек, благодаря своему нехилому физическому сложению, а также яркому романтическому флеру, оставлял после себя только самые приятные эстетические впечатления.
      Одет он был в чистый голубой костюм, хорошего (столичного) покроя, который приятно оттенял на лице ареал юной чистоты. Обут он был в замысловатые кожаные туфли, коричневого цвета с замшевой поверхностью, с которых выглядывали модные, красные носки.
      Даже мимолетного взгляда хватило б, чтоб определить, что за таким шикарным фасадом, должна была обязательно прятаться мятежная душа идеалиста, которой еще предстояло много закаляться в горниле житейских бурь.
      Судя по тому, что приехал он издалека и именно в этот пыльный городишко, то он обязательно почтить своим присутствием именно контору Степной экспедиции. И действительно, случайный прохожий показал ему повернутой ладонью идти именно в этом направлении…
      В отделе кадров этой экспедиции, специализирующейся на поисках и разведке урановых месторождений, молодой человек предъявил свой диплом геофизика, и совершенно чистую трудовую книжку.
      Едва ли успела инспекторша куда-то позвонить по внутреннему телефону, как уже навстречу молодому человеку вываливался из недр заведения какой-то специалист схожего профиля. Короткий разговор и молодой человек тут же получает направление в одну из многочисленных геологических партий работающих на просторах Казахстана.
      Ночь он провел в маленькой гостинничке, рассчитанной на командировочных геологов, а уже с утра следующего дня, он ломился в толпе пассажиров, к окошку кассы на местном автовокзале. Автобусы в этот городишко только заезжали...
      - Не напирай! Куда, прешь! – Кричал какой-то горлопан через свое плечо.
      - Всим кудысь нада йихать! Нэ ты одын! – Нервно отвечала ему его невольная соседка, которую буквально впрессовывали в его спину.
      - Ой, лышенько мэни! Шо ж цэ такэ робитьця? Схамэниться! Вы ж мэнэ зовсим задушитэ! – Задыхаясь в объятиях разбушевавшейся человеческой стихии, взывала о помощи бедная женщина. Неестественно запрокинув голову, она отчаянно хватала воздух открытым ртом.
      - Судя по словам, вы, украинка, и, очевидно, целинница? – Спросил молодой человек. Судя по всему, он был настроен на эту ожидаемую в этих краях встречу (это слово, несмотря на все перипетии исторического развития страны, для него, по-прежнему, было овеяно еще ореолом романтики).
      - Та, начэбто! – Выдохнула женщина каким-то сдавленным, грудным голосом.
      - Я сейчас вас прикрою! - Вызвался молодой человек, подставляя свою мощную спину, под напор обезумевшей толпы пассажиров.
      - Дякую! - Поблагодарила женщина, добравшись до окошка кассы. – Вас мэни, мабуть, сам боженька послав?
      - Вы больше всех здесь страдали, - улыбаясь, отвечал непосредственный молодой человек. – Меня к вам и послало мое провидение. – Он был искренне рад, что помог этой женщине.
      - Якийсь скаженный люд, - приходя в себя, говорила женщина.
      …Только к вечеру, молодой человек добрался до большого поселка, в районе Володарского, в котором, по всякому, уживались казахи и жители многих других наций и народностей обитающие все еще в коммунальном Советском Союзе.
      Этот поселок состоял из трёх неравновеликих частей. В одной его части – жили своим колхозом целинники; в другой – жил своим производством урановый рудник; а в третьей, - состоящем в основном из общежитий и коттеджей, - поселялись геологи, занимающиеся не безуспешно поиском и разведкой новых месторождений урана в этом районе. Геологи, недавно, заложили еще одну шахту.
      Между их красивых коттеджей были проложены дощатые тротуары над положенными теплотрассами.
      - О, студент, к нам явился! – Встречала его в общежитии пьяная компания командировочных москвичей. – Мы его здесь женим! Есть тут у нас одна московская студенточка!
      - Не студент я, вовсе, - сказал молодой человек. – Я – только, что из армии. После техникума служил.
      - Садись за стол!
      - Это даже лучше!
      - Этери, очень симпатичная девушка!
      - Штрафную!
      В комнату, словно услышав призыв этих жеребцов, вскочила, будто дикая серна, очень смуглая девушка, кавказкой национальности.
      Бросалась в глаза слишком узкая талия и сильно затянутые бёдра, что придавало этой совершенной фигуре, некоторую тяжеловесность литой бронзы. Бархатная кожа, отливающая той же бронзой загара, придавала ее круглому лицу еще и некоторую медовую спелость. Лицо завершал – точеный узкий подбородочек. Венчали голову - пасма черных как смоль волос.
      Ее красота сильно отличалась от идеалов его красоты. Поэтому взгляд девушки не прожег лучом его душу, испепеляя прошлую страсть.
      Что-то белое и длинноногое – он уже отлюбил, и это «что-то», большою степенью, стало причиной его путешествия.
      Дочь определенного колхозника, избрав для себя простую судьбу жены и матери, не стала напрягаться, чтоб дожидаться молодого человека из стройных рядов вооруженных сил. Что во многом и определило его стремление попасть в нестройные ряды искателей острых впечатлений и новый приключений.
      Дорога, которую он выбрал, вела в никуда, и ему нужно теперь было только догадываться, что в конце ее может ожидать только смерть, если он не найдет в себе силы полюбить.
      Он гнал от себя эти леденящие мысли. Он боялся, что: после того, как что-то отомрет в нем, а новое никак не вспыхнет в том же месте. Ему хотелось, чтоб эта сторона его души снова ожила новой жизнью, а не превращалась исподволь в пустыню холодной ненависти. Он ехал развеять свой сплин, отыскав в дороге новую мечту…
      …Обоих молодых специалистов – Ивана и Этери, - определили на работу в разведывательно-картировочный отряд, работающий в степи.
      Три дня они бродили по степи, проходя здесь обязательную стажировку для каротажников на специальной машине.
      Вдали работали самоходные установки, возле которых хлопотали буровики. Вымазанные в глинистый раствор работяги чем-то смахивали на рыжих, лесных муравьев. Улыбаясь возвращающимся из бродяг молодым людям, они показывали свои прокуренные зубы...
      В эту сугубо мужскую среду, затесалась одна женщина.
      Женщина была в такой же мешковатой робе, как и все остальные буровики, и почти нечем не отличалась от буровиков и их помощников. Так же грязно ругалась, что делало ее еще больше похожей на окружающих ее мужиков. Она так же сально улыбалась, когда мужики начинали говорить о молодых людях, как уже о сложившейся паре любовников. Делали они это, скорее всего, не столько по злобе, а, сколько от скуки, царящей возле шпинделя бурового станка.
      Молодые люди поднимались на вершины сопок, разбросанные по всей огромной степи.
      Сопки носили очень шикарное название - «соколиные». С хорошо обдуваемыми вершинами. Хотелось песни орать, стоя на венчающих их камнях. Тогда из груди вырывался протяжный вой: «А-а-а!».
      На чисто вылизанных ветрами вершинах этих живописных сопок, росли какие-то невзрачные синие цветочки. Этери собирала в маленькие букетики и раздаривала их буровикам.
      Эти незамысловатые букетики, становились потом неизменным украшением кабин всех работающих здесь агрегатов.
      Этери училась в МГРИ и студенткой приехала из самой Первопрестольной сюда, в Северный Казахстан на преддипломную практику.
      Однажды Этери предложила Ване отправиться на озеро, о котором не раз слышала от буровиков.
      - Я загорелась желанием побывать на этом озере, что в Володарском. Его называют все: Мертвым. Если хочешь, Ваня, то можешь составить мне компанию? – Задав вопрос, девушка остановила на нем свой взгляд, в виде паузы.
      - Конечно, Этери, - отвечал парень. – Не вопрос. Я обязательно отправлюсь с тобой на это озеро. Я слыхал, что оно такое же большое, похожее на настоящее море. Признаюсь тебе, как на духу, что я еще не разу не побывал на море.
      - Ты никогда не бывал на море? – удивилась спутница.
      - К стыду своему, - подтвердил молодой человек
      - Тогда отправимся в ближайшее же воскресенье!
      - Зачем откладывать в долгий ящик! – согласился Ваня.
      - Договорились, - сказала Этери.
      - Договорились!
      …В ближайшее воскресенье они сели в автобус, и через каких-то полчаса были уже в районном Володарском.
      Они оставили автобус в самом центре пыльного и степного поселка, а сами пошли по кривым улочкам, на которых резвился бродяга–ветер, подбрасывая вверх бумагу и прочий летучий мусор.
      День выдался очень теплым и солнечным. Каким его легко было представить в самом начале июня, когда вокруг все развивается в своем цветении.
      Возле грязной чайханы, с безучастным видом, сидели седобородые старцы, дополняя своею неизменностью сонную картину любого восточного города. Проходя мимо которых, молодые люди потревожили целый рой очень упитанных мух.
      Свернув в кривой переулок, они быстро спустились покрученной тропинкой к его берегу. Противоположного берега, действительно, не было видно вовсе или же он полностью сливался в одну линию с горизонтом...
      От берега вглубь озера тянулась долгая песчаная отмель. Вдоль которой они и двинулись к нависшей над водою высокой сопке, и, через полчаса умеренной ходьбы, достигли ее подножья.
      Не останавливаясь на отдых у камней, начали крутой подъем по склону, к ее вершине. Для них открывалась великолепная картина весенней степи.
      Сколько хватало взгляда, степь убегала от них резвой степной кобылицей, покрытой малиновой попоной из цветущих трав, - и, распустив по ветру свой хвост зеленоватых усов своих ковылей, она растворялась в сиренево-голубой, неясной дымке. Марь - сухой туман, мгла, дымка, зной, - буквально выедала взгляд, не давала сосредоточить его на чем-то отдельном, словно опрокинутое навзничь небо.
      Лето только взяло свой старт, и еще не жгло землю на полную катушку, а как бы приберегая свою силу на потом, имея в своем запасе, еще некоторый запас времени, чтоб напоить землю своей неиссякаемой энергией.
      Чем и пользовалось все сущее на земле, произрастая, буйствуя и набирая необходимых живительных сил, придя на эту землю процвести и уйти жить в свои плоды, чтоб потом повторится снова в своем юном убранстве.
      Дальних берегов озера так же нельзя было разглядеть в сизой дымке. Зато, бегущие волны, с белыми барашками на гребешках, катились к ним прямо от горизонта.
      Над волнами, подставляя ветру свои будто литые из серебра тела, кружились белые чайки. Пронзая насыщенный солнечным светом простор, своими жалобными стонами. По восточному, такие озера имели название: «чаглы» – значит: «озеро с чайками».
      С высокой горы озеро играло всеми красками радуги и всей своей богатой цветовой гаммой напоминало какую-то фантасмагорическую картину художника-сюрреалиста. Его поверхность, как бы, была собрана из каких-то пестрых лоскутов.
      Это цвели какие-то вредоносные водоросли, которые развелись в воде после того, как во время «покорения» целины. Оставленная под открытым небом с таким трудом выращенная пшеница - осенью тогда сгнила, и, зимою, ее, бульдозерами, сгребли с глаз долой в проруби. Тогда же и завелись в этом озере эти губительные для всего живого водоросли, которые пожирали в воде весь кислород. Теперь в нем не водились даже жабы.
      Такую грустную историю, накануне поездки, поведали молодым путешественникам все те же буровики.
      …Все эти дела уже, давно поросли быльем, и им не хотелось думать о том, что кто-то, - (занятый строительством космодрома под станцией Тюра-Там), - не построил тогда вовремя такие необходимые здесь элеваторы (хотя бы нашел время накрыть зерно от дождя), и его пришлось сваливать в озеро.
      С той поры, озеро стали называть - Мертвым.
      Молодые люди, остановившиеся на крутом берегу озера, без тени сомнения приняли в себя эту грустную историю, и не на секунду больше не сомневались в правдивости этой печальной исповеди старожилов.
      Целина стала всего лишь прикрытием на первых порах для строительства космодрома «Байконур». Вагоны со снаряжением, якобы для целинников, тайно разгружали на станции Тюра-Там...
      …Они стояли на вершине сопки, возле Мертвого озера, подставляя ветру, свои молодые, пышущие юностью лица; налитые соками молодости свои тела. Тугой ветер трепал пряди их длинных волос. Прикрывая от ветра свои глаза, они прищурено смотрели вдаль, словно пытаясь разглядеть за той узкой полоской горизонта лежащее там свое неясное будущее.
      Они видели внизу лишь серые прибрежные валуны, на которые в своем неистовом постоянстве накатывались одна за другой высокие волны. Слышали грозный рокот прибоя, долетающий в своем угрюмом величии до самой вершины сопки.
      Этери, не смогла удержать вдруг нахлынувших на нее светлых чувств, и, обернувшись к Ване, сказала каким-то особенным, трогательным голосом:
      - Как здорово, что мы пришли сюда! Здесь так красиво!
      - Я даже не мог сомневаться, что ты приведешь меня именно в такое место, - сказал Ваня.
      Она бросила на него один из тех особенных женских взглядов, в которых открыто, выглядывала безмерная благодарность, которая всегда имеется в запасе каждой красивой девушки, как благодарность и поощрение молодым самцам.
      - Выходит, что иногда полезно доверяться женщинам, - сказал Ваня.
      Этери, незамедлительно отреагировала на этот выпад:
      - Ваня, не опошляй, - парировала она. - Это тебе не идет. Во, всяком случае, сегодня, и в эту минуту.
      - Да, я и не опошляю совсем, - сказал Ваня. - Я, всегда говорю то, что думаю.
      - Давай, правдолюбец, я почитаю тебе лучше рассказы Чехова. Это мой самый любимый писатель. Он был к тому же добрым доктором, и он поможет мне вылечить тебя от желчности, - говоря эти слова, Этери начала раскладывать на траве широкое покрывало.
      - Этим ты только подтверждаешь общее правило, что романтики всех мастей и оттенков обожают Антон Павловича! - сказал Ваня.
      Ему, таки, удалось блеснуть своей эрудицией. Он был удостоен выразительного взгляда, в котором светилось самая отборная женская заинтересованность.
      - Да, я, вижу, что ты, и в литературе дока?
      - Я много чего знаю.
      Они лежали на ее подстилке. Этери, достав из сумочки томик, читала ему «Письмо ученому соседу». А, он, заложив руки за голову, глядел на пробегающие стада белых облаков.
      В нем, вдруг, вызрела навязчивая мысль, обнять лежащее рядом смуглое тело, ощутив под своими пальцами его гуттаперчевую упругость. Он всегда так делал, когда оставался наедине с девушками, чтоб скорее перейти к более тесным отношениям.
      Однако, положа ей руку на плечи, он тут же почувствовал, что расстояние между ними не исчезло и совсем не растворилось. Оно еще больше увеличило пропасть между ними.
      Чтоб не обидеть его, она осторожно сняла его руку с плеча и, посмотрев внимательно на него, сказала:
      - Не надо, Ваня. Мы еще так мало знаем друг друга. – Чтоб увлечь его от какого-то провала, и, сохранить в нем желание, она, вдруг, подхватилась и весело предложила ему: - Пойдем купаться!
      Тут же начала рывками выдергивать свое совершенное тело с какой-то фиолетовой накидки, которая все время прикрывала его. Оставаясь в зеленом купальнике с редкими черными продольными полосками. Ее фигура своими плавными линиями сильно напоминала ему искусно сделанную бронзовую вазу работы восточного мастера.
      После этого, начался стремительный спуск по узкой тропинке вниз.
      Срывая с себя одежду, он помчался вслед за ней.
      Когда Ваня достиг прибрежных камней - ее голова маячила уже метрах в двадцати от берега. Нырнув с камней, он попытался, было сократить это расстояние, потратив на это слишком много сил. Проплыв за ней по волнам метров сто, Ваня откровенно выдохся; к тому же наглотался горькой воды и чтоб не начать звать ее на помощь, вынужден был вернуться назад. Едва только хватило сил доплыть до камней и вытащить свое изнеможенное обессиленное тело с воды. После чего он распластался на камнях, и стал дожидаться Этери.
      Его зрение едва различало качающуюся над разноцветными волнами черную точку ее головы. По всему было видно, что девушка привыкла к бесконечным просторам моря, на которых чувствовала себя, словно рыбка в воде.
      …Она выходила с воды, как Венера, только что рожденная из пены. Царственной походкой пронесла мимо свое красивое налитое соками юности смуглое тело; восточный сосуд, наполненный собственным величием.
      О чем она думала в то время, когда оставалась одна на бескрайних просторах озера вдалеке от берега?
      Останется теперь одной из тех загадок, которую ему никогда не захочется больше разгадывать.
      …В тот момент он понял, что ему откровенно безразлично ее внутреннее состояние. Его проведение, услышав этот внутренний позыв (желая перекроить его судьбу по собственному произволу), стало мысленно понуждать его отказаться даже от попыток влюбиться в эту девушку.
      …Это случилось уже на следующие выходные, когда они отправились на озеро Челкарь, где геологи имели свою базу отдыха.
     
     
      0   1   2   3   4   5  ...  19     
__________________

© 2012, Пышненко Александр