Несколько наболевших слов
о преславутой дружбе
советских народов...
Дружба народов - больная тема для Советского Союза.
Как бы истерично не визжала вся советская пропаганда о пресловутой дружбе между советскими народами, ее никогда не было, и быть не могло в той стране. Раз уж все те земли были завоеваны когда-то Российской империей в ходе кровопролитных компаний, обагрены к тому же кровью многих народов населяющей ее бескрайние просторы, - часто азиатской хитростью и ложью, - то, Советский Союз, получив от нее все эти народы как бы в приданое, получил продолжение внутренней вражды. Продолжал во многом гнуть свою имперскую, экспансионистскую политику относительно покоренных когда-то народов.
Красная империя несла в себе все рудименты той ушедшей в небытие царской России. Атавизмом служил даже весь ее имперский дух, на котором зиждилась уверенность его вождей в своей исторической правоте. Люди всех рас и народностей, населяющих ее бескрайние просторы, должны были служить винтиками и шпунтиками, служа для достижения поставленных в Кремле далеко идущих целей.
Со всего этого выходило, что по факту своего рождения, с младых ногтей и до напяленной на тело, здесь, на Байконуре, нелепой шкуры раба, меня готовили для подобной «почетной» миссии. После того, как я загремел на эту службу, - эта служба, все же, открыла мне, в конце концов, глаза на многие вещи творимые в той стране.
Следует заметить, что бывшие зэка, как уже оформившийся продукт этой системы принуждения еще до службы в стройбате, оказались более подготовленными до жизни в этих диких условиях.
Система ГУЛАГа оказалась более живучей, чем об этом можно было предполагать. Зэки в ней хорошо освоились; она как бы шита была белыми нитками на них. Теперь получив доступ к власти, они могли манипулировать мнением начальства, решая свои темные делишки.
…Попав в самом начале лета с-под крана, где работал в бригаде бывшего зэка Цымбалова, по его воле на выгодную должность диспетчера Летнего полигона. Я стал участником интриги. В числе ее многих участников стали, как я, так и многие командиры, в том числе и комбат, как карающий меч в руках этих законченных уголовников. Достигнув своего, то есть, прибрав к своим рукам бригаду чмырей, - Цымбалов и Протопопов решили, во что бы то не стало, вернуть меня под кран, теперь уже в самую отстойную бригаду бабаев. К августу им даже удалось заронить в сознание комбата семена негатива о моей персоне, отправив меня языком майора Денисова на целую ночь отдыхать в комендатуру. После чего Цымбалов продолжал раскручивать пружину интриги...
Для этого им понадобился авторитет ротного, - старшего лейтенанта Гордеева. Я не знаю, что они там наговаривали ему на меня. Ко времени написания этой повести, я могу, к вящему сожалению, запамятовать многие нюансы, которые имели место быть, и сильно влиять на непосредственное развитие тех событий. Тем более, что материал для сплетен всегда найдется в любой подобной шайке. (Я старательно избегаю называть подобные организации коллективами, поскольку подобное слово обозначает более совершенное сообщество людей, к тому же, организованное по иным принципам взаимоотношений).
Действовали бывшие зэки очень напористо. Не делай они этого, негатив стерся бы в памяти комбата в самые ближайшие сутки. Какими-то положительными поступками мне б удалось заслужить его прежнее доверие. Ведь проходные каналы в то время отгружались днем и ночью, и я очень способствовал этому процессу. Более того, вместе с качественными проходными каналами, отправлял на площадки какие-то бракованные каракатицы, которые шли туда, как настоящие. Это был большой плюс для меня. Стычка с армянином на разводе, которых, здесь, мягко скажем, не очень-то и уважали, не могла долго служить моей опале. Это понимали даже бывшие зэки.
В это время каким-то диким образом ненависть этих бывших зэков с меня перескакивает на всех украинцев, которых пригоняли служить в эту воинскую часть, с многочисленных учебных подразделений. Прямо с этапа их насильно затаскивали в сушарку, где их тут же поддавали какому-то физическому воздействию. Был там такой подлец, Прокопчук. Эта приличная сволочь призвалась откуда-то с Киргизии, где-то там откопали его в горах Памира, что давало ему среди бабаев заиметь статус настоящего янычара. Два, три часа, в сушарке - и салабона выбрасывали в казарму уже обработанным, настоящим продуктом системы принуждения. Мимо полуоткрытых дверей сушарки в то время делово прохаживались ротные офицеры. На мой взгляд, их, кажется, абсолютно не интересовали тогда вопросы дедовщины. Вот! как и делались рабы для той системы! Руками таких же рабов! На лицо были элементы настоящего геноцида против целого народа.
Но, - кому пожалуешься на это?..
Пользуясь своим авторитетом, Цымбалов организовывал, и что-то похожее против меня. Ему казалось, что теперь это вполне возможным стало, меня «припахать»...
Нет, это не «злодей» Горбачев, розвалил «великий Союз нерушимый республик советских», как это пытаются преподнести адепты той системы, служившие ей верой и правдой вертухаи. Было б очень большой смелостью приписывать все это только одному человеку; списать на него все проблемы связанные с «дружбой народов» в той стране. Скорее всего, бывший президент СССР только расплатился за всех этих садистов, взяв в глазах аборигенов всю моральную вину за грехи того общества. Молва обывателя распяла его, как в свое время толпа иудеев расправилась с Иисусом Христом.
Так более удобно жить, спихивая все на М.С.Горбачева, выбранного на должность козла отпущения. Обыватель ведь при любых обстоятельствах жизни должен чувствовать себя всегда комфортно в своем сером и безликом величии.
Цымбалов явно страдал комплексом Наполеона. А любой человек, имеющий внутри этот мощный комплекс, - будь-то Сталин, будь-то простой сельский пахан, - так умеют наплевать в душу любому человеку, что осадок останется на всю жизнь. Советский Союз во многом и пострадал от этого обстоятельства. Бесчинству начальников не было в нем предела. Человек в советском коллективе полностью зависел от произвола руководителя.
Отделение Украины произошло уже без сучка и задоринки, чему я стану очень рад в свое время, потому что только в таком случае это станет для меня равноценным оправданием тех унижений, которые претерпевали украинцы на Байконуре. После приобретения Украиной независимости, все в моей психике стало на свои места. Мы, украинцы, должны были пройти через это, чтоб еще больше полюбить свою свободу.
Впрочем, сами же русские, особенно, что касается салабонов моего призыва, которые больше всех страдали от этих деятелей.
Тот же Сережка Баскаков, парень с Липецкой области, - спокойный и уравновешенный мужичок, - с которым я мог запросто посидеть в курилке, перебрасываясь какими-то словами, в том числе и о поэте Есенине.
Мы начали служить вместе в одной роте еще в части Пухомелина, и с тех пор отличаем друг друга в этой пестрой толпе Вавилонского столпотворения. Он служил на Байконуре электриком. Лицо ему обожгло высоковольтной дугой; с него сошла вся шкура. Он попытался включить испорченный рубильник, на пробках которого стояли в палец толщиной «жуки».
Иногда, Серый, не выдерживает, и начинал мне жаловаться:
- Понимаешь, Санек… Они меня достали уже. Все эти Протопоповы, Цымбаловы, Репниковы, Трубниковы. Я на два года старше от них годами, и всего, лишь, на полгода уступаю им призывом. А я для них хуже скотины…Я – салабон! Машинка, которая делает за них всякую грязную работу! Я ношу им пайки со столовой, бегаю за сигаретами в гарнизонный магазин, за водкою на Тюра-Там! А они называют меня земляком! Понимаешь в этом, хоть что-нибудь?
Я все понимал его потому, что все это происходило на моих глазах. Я все это видел воочию. Это происходило каждый день; каждую минуту с огромным массивом человекообразных. Уму было непостижимо, чтоб люди могли устроить такую жизнь себе подобному только за то, что он призвался от них на полгода позже. Это была какая-то нелепость! Бред! В этом бреду, каждый день, на протяжении целых двух лет, жили многие тысячи человек. Я представляю, какой это мощный удар для психики! Не многие могли устоять, оставаясь нормальными людьми…
Я понимал, что Баскаков должен служить бывшим ворам, поскольку они присвоили себе власть над ним. Что здесь было понимать? Рабы, находясь в рабстве, получали себе в услужение таких же рабов. Этот многослойный гнет, существовал здесь сплошь и рядом. За это они защищали Серого от напастей связанных с «неуставными» отношениями. Подчинив его своим интересам, они устроили его личную судьбу. То есть: он должен был кипятить им воду для чифиря, убирать биндюгу и тому подобное. Позволяя Баскакову забрать испитую заварку, которую, подсушив, можно было использовать повторно. Посылки из дому, он должен был передавать им. И все это из-за того, что они вовремя вытащили его, салабона, из-под ненавистного всем козлового крана, где его жизнь подвергалась бы еще худшим испытаниям: по национальному признаку. Под краном работали одни бабаи. А так он и проходил до самого дембеля, таская в кармане «переноску» - лампочку на коротком шнуре, которой повсеместно измерялся там все электрические цепи.